Твой сладкий поцелуй
Шрифт:
Ее пальцы двинулись к щеке, и Гарри удержал ее запястье.
– Осторожно, – прошептал он, – помните о бородавках.
Мария засмеялась, но тут же задохнулась от изумления, когда Гарри поднес ее руку ко рту и жадно прижался губами к ладони. Она задрожала, когда он стал целовать ее ладонь, пальцы и бьющийся на запястье пульс.
– Вы околдовали меня, – выдохнул он, прижимая ее руку к своей щеке. – Зачем вы хотели, чтобы я пришел к вам снова?
– Вы… Вы интригуете меня, – запинаясь, сказала Мария. Ей трудно было говорить, потому что сердце стучало в горле.
– Я не должен был делать этого, – выдохнул Гарри.
– Нет…
– Не должен. – Он снова поцеловал ей пальцы и положил ее руку к ней на колени. – Но я думаю, что не смогу.
– Назовите мне свое имя, – умоляла Мария, подавшись вперед с закрытыми глазами. – Пожалуйста.
Он засмеялся, Мария почувствовала, как снова прогнулся матрац.
– Генри Артур. Для тех, кто меня знает, просто Гарри. – Легкими прикосновениями пальцев он коснулся ее подбородка, нижней губы, задержавшись там на мгновение. Мария задохнулась и вздрогнула, думая, ожидая, надеясь, что в следующее мгновение он поцелует ее…
– Спокойной ночи, Мария. – Она не сдвинулась с места, даже глаза открыть не смогла, когда он встал с кровати и ушел. Сейчас она остро ощущала его отсутствие, как будто с ее плеч сняли теплый плащ.
– Доброй ночи, Гарри, – прошептала Мария, хотя была уверена, что его уже нет в комнате. – Но ты должен приходить.
Глава 8
На следующее утро Мария проснулась поздно, потому что почти до рассвета не могла уснуть от собственных грешных мыслей. Когда Гарри исчез, она поняла, что ленточка у выреза ее халата была завязана слишком свободно, и он был, распахнут слишком широко. Мария покраснела, представив, что мог увидеть ночной гость, но особой досады не почувствовала. Она прижала руки к груди, чтобы успокоить дрожь, но ее неотступно преследовала мысль о том, какие ощущения могло вызвать прикосновение рук Гарри к ее груди. После таких размышлений ей потребовалось много времени, чтобы уснуть.
Для нее это был абсолютно новый мир. Прошедшей ночью она сказала ему правду. Он заинтриговал ее, сначала из банального любопытства, но теперь и ее тело живо реагировало на очарование этого человека. Когда он поцеловал ее руку, ее ладонь с почти осязаемой страстью, внутри ее пробудилось к жизни головокружительное желание, которого она никогда прежде не знала. У нее было такое ощущение, словно она сменила свою старую кожу на более гладкую и более чувственную, которую покалывает в предвкушении прикосновений мужчины. Прикосновений Гарри. Она подумала, что может взорваться, если не поделится с кем-нибудь. Поэтому, наскоро позавтракав, Мария поспешила отправиться к Джоан.
В гостиной она немного задержалась, увидев множество цветов, и тут ее нашла мать.
– Вот ты где, Мария. Я ждала, когда ты спустишься вниз.
– Да? – Марии не понравилось начало разговора.
– Все эти цветы – для тебя. – Мать улыбнулась дочери и выглядела довольной и гордой. – Я знала, что тебя ждет успех.
Мария повернулась к цветам, стоявшим на столе, и с любопытством стала открывать карточки, которые были в каждом букете. Ни одно из имен нельзя было отнести к Гарри; некоторых она даже не помнила. Она, потеряв всякий интерес, положила карточки назад и собралась уходить.
– Я буду у Джоан, мама.
– Мария, – мать подошла к ней поближе, – но кто прислал все эти цветы?
– Сэр Эдвард Райли, мистер Инглби, лорд Декстер… – Мария напряженно соображала. – Лорд Берк и… еще двое…
Графиня неодобрительно заворчала, доставая карточки.
– Так можно подумать, что у тебя нет никакого интереса к мужчинам, Мария. Теперь мы должны решить, кого принять, когда они придут с визитом. – Графиня просмотрела карточки и сразу отбросила четыре. – Внимание этих людей лестно, но это не имеет значения. Мистеру Инглби нужно приданое, а мистер Бриммер и лорд Кристофер – легкомысленные бездельники. Лорд Берк… Нет, думаю, нет. Он ужасно распущенный. – Мать нахмурилась. – Где ты с ним познакомилась? У нас на балу его не было, и, думаю, леди Эйвери не приглашала его вчера.
– Наверное, в парке, – пожала плечами Мария. – Мы с Джоан на днях были там, на прогулке, и Дуглас познакомил нас с несколькими молодыми людьми.
– Дуглас! – вздохнула графиня. – Марион не следует давать ему такую свободу. Этим все и объясняется. – Она держала в руках еще две карточки. – Лорд Декстер будет хорошей партией; граф, очень подходящий жених, и красивый к тому же. Многие молодые леди были бы счастливы, получить знаки внимания с его стороны. Мы, пожалуй, его примем. – Графиня изучала последнюю карточку. – И сэр Эдвард Райли. Ну что ж. Хорошая семья, хотя у меня есть сомнения насчет того, подходит ли он. Но мы и его примем.
Марию абсолютно не интересовал ни один из этих джентльменов. Одно только то, что она не помнила ни одного человека из парка, говорило о том, что они похожи на всех остальных: такие же скучные. Возможно, нечестно в процессе такого короткого наблюдения обвинять их всех, но, с другой стороны, она поняла для себя, что, по крайней мере, один мужчина в Лондоне способен очаровать ее уже через несколько минут. И ей по-прежнему хотелось найти именно его, а не заниматься исследованием того, насколько ей подходят другие джентльмены.
Однако ей придется объяснять матери, почему она отказывается принимать других джентльменов. Неприемлемый вариант.
– Мама, ну конечно! Могу я теперь пойти к Джоан? Мать бросила в ее сторону любящий взгляд, но ничего не успела сказать, как в гостиную лакей внес букет, который затмил собой все остальные цветы.
Картина была потрясающей: лилии и розы среди папоротников и вьющихся стеблей.
– Только что доставили, миледи, – объявил лакей. Букет был слишком большим и не сочетался на одном столе с другими букетами.
– Ну и ну! – Мать извлекла карточку и удивленно приподняла брови. – Мистер Тобиас Крейн?
Мария постаралась скрыть гримасу на лице. Это был тот самый джентльмен, которого она предпочла бы не принимать, после того как оконфузилась перед ним. А он, очевидно, все неправильно понял, судя по размеру букета, что сделает его визит еще более нудным.
– Здесь стихи, Мария. – Мать протянула ей карточку.
Еще хуже. Мария взяла карточку, испытывая почти отвращение. У него хороший почерк, подумала она; жаль, что это было лучшее в этой карточке: Мария нашла силы слабо улыбнуться матери, которая с ожиданием смотрела на нее.