Твой волшебный поцелуй
Шрифт:
– Ты не мог бы принести мне попить? – попросила Эмили.
Гарри прокашлялся.
– Конечно. Тебе сока или чая?
– Чая. От сока может испортиться молоко.
Поднявшись, Гарри на дрожащих ногах поплелся на кухню. Поставив на плиту чайник, он прижался лбом к буфету.
Он мечтал об этом.
Всякий раз, когда Эмили держала на руках Киззи, он мечтал об этом. Эм не принадлежала ему, но это не мешало ему мечтать.
Пусть даже это произошло всего один раз. Возможно, она не захочет, чтобы это повторилось. Киззи не имела к ней никакого отношения. Другая
Но не Эм. Его Эмили всегда защищала детей. Когда ей было всего десять лет, она мирила ссорящихся малышей и отводила потерявшихся на пляже карапузов к их взволнованным родителям. Он не мог припомнить ни одного случая, когда она не помогла бы ребенку или животному.
Гарри впервые побывал у нее в беседке, когда Эм показала ему ежа с поврежденной лапкой. Она поместила его в коробку и кормила кошачьим кормом, купленным на свои карманные деньги. Он помогал ей заботиться о зверьке, и в конце концов у них обоих завелись блохи.
При воспоминании об этом он засмеялся, и голос Эм у него за спиной застал его врасплох.
– Над чем смеешься?
Он обернулся.
– Вспомнил блохастого ежа, которого ты спасла. А это еще один маленький беспризорник.
– К счастью, у нее нет блох. – Улыбаясь, Эмили протянула ему малышку. – В любом случае это твоя подопечная, и ей нужно поменять подгузник. Я заварю чай. Или, может, ты хочешь чего-нибудь покрепче?
Большую бутылку шотландского виски? Она бы сняла напряжение после тяжелого дня… если бы не трогательная сцена, свидетелем которой он стал.
– Я бы с удовольствием выпил чаю, – произнес Гарри внезапно охрипшим голосом, затем отнес Киззи наверх, поменял ей подгузник и уложил ее в кроватку. Заглянув к Фредди и Бесс, он вернулся в гостиную, где его уже ждала Эм с горячим чаем.
На мгновение ему захотелось вытащить ее из кресла и усадить себе на колени, но здравый смысл победил, и он сел на край дивана.
– У тебя был тяжелый день?
– Почти такой же, как у тебя, – криво усмехнулся Гарри.
– Как тебя встретила твоя начальница?
Он невесело рассмеялся.
– Скажем, она могла бы быть со мной немного полюбезнее. Я взял месячный отпуск за свой счет, чтобы решить все свои проблемы. Будем надеяться, что мне хватит этого времени. – Он взял чашку, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. – Блаженство. Как хорошо быть дома.
Внезапно у него перехватило дыхание. Он действительно чувствовал себя так, словно вернулся домой.
Впервые за все годы его взрослой жизни.
– Как обстоят дела с ремонтом? – поспешно спросил Гарри, чтобы Эмили не заметила его волнения.
– Хорошо. Рабочие сняли старые ковровые покрытия и приступили к замене окон. Вот образцы красок.
Эмили протянула ему колерные книжки, и он, листая одну из них, спросил:
– А что бы ты мне посоветовала?
Она пожала плечами.
– Я не знаю твоих вкусов, Гарри. Мы не виделись с похорон твоей бабушки. Но тогда мы как-то не думали об отделке интерьера.
Тогда у них на уме были совсем другие вещи. Уж лучше бы она об этом не упоминала! Ее слова вернули его на десять лет назад, в беседку, залитую лунным светом, где они тайком совершали маленькие открытия, которые сейчас казались ему такими невинными, а тогда – дерзкими и смелыми. За исключением ночи после похорон его бабушки, когда они стали близки…
– Я предпочел бы что-нибудь нейтральное, – сказал он, чтобы отвлечься от опасных мыслей. – Или для того, чтобы стимулировать развитие ребенка, нужны определенные цвета?
Эмили пожала плечами.
– Не знаю. Я прислушиваюсь к своей интуиции, хотя предпочитаю спокойные, естественные цвета.
Кивнув, Гарри попытался переключить свое внимание на колерные книжки, но воспоминания об их вчерашнем поцелуе были еще слишком свежи. Он мог думать только об одном.
Об Эмили. Ее губах и руках. О том, как она кормила грудью его дочь. Этот образ было невозможно выкинуть из головы.
Он отложил колерные книжки.
– Просмотрю их завтра. Я даже не помню, какого цвета диваны выбрал.
Рассмеявшись, Эмили сделала глоток чая и снова уютно устроилась в кресле, поджав под себя ноги.
– Коричневые, – напомнила она ему. – Итак, что сказала тебе твоя начальница?
– Она была тверда как кремень. Другого я и не ожидал. Но не беспокойся, я обо всем договорился. А вот обратная дорога была ужасной. Какая-то женщина в поезде узнала меня, и я был вынужден несколько часов слушать ее подобострастную болтовню. Я был готов ее придушить. Боюсь, если бы кабель не починили дотемна, она бы на меня набросилась.
Эмили расхохоталась.
– Наверное, она к тебе неравнодушна.
– Или у нее паранойя.
– Или у тебя завышенное самомнение.
– Или у меня завышенное самомнение, – повторил он, ухмыляясь. – Возможно, это была милая женщина, которая так устала от своих проблем, что, узнав меня, захотела поделиться со мной историей своей жизни. Так бывает, когда ты по вечерам приходишь в каждый дом. Они думают, что знают тебя. Полагаю, это действительно так до определенной степени. Зависит от того, насколько ты себя раскрываешь при работе с камерой.
Эмили пристально посмотрела на него.
– И насколько ты себя раскрываешь?
В ответ Гарри небрежно пожал плечами, хотя знал, что вкладывает в работу всю свою душу.
– Стараюсь как можно меньше, но иногда бывают ситуации, требующие особого участия. Землетрясения, оползни, наводнения. Ни одна живая душа не может оставаться равнодушной к подобным катастрофам. Но бывают удивительные моменты, например, когда через несколько дней из-под завалов извлекают живого ребенка. Я не могу рассказывать об этом с невозмутимым видом, но нельзя забывать, что ты делаешь репортаж с места событий, а не сообщение на социальную тему. Это не моя работа, и если я испытываю какие-то чувства, мне приходится их игнорировать. Я должен оставаться беспристрастным и сообщать людям факты. Я стараюсь сдерживать свои чувства, но иногда мне это не удается. – Гарри мягко рассмеялся и поставил чашку на стол. – Прости, что утомил. Лучше расскажи, как прошел твой день.