Твой враг во тьме
Шрифт:
Лёля подняла голову, принюхалась. Вроде бы витает в воздухе запах озона. Может быть, гроза готовится и атмосфера насыщена электричеством так, что ограда нечаянно засветилась – и в прямом, и в переносном смысле? Впрочем, почему нечаянно? Может быть, устроители этого замечательного забора как раз нарочно сделали его таким зримо опасным, чтобы отбить у возможных злоумышленников охоту даже приблизиться к ограде, не то что перелезть через нее? Тогда понятна становится кажущаяся безмятежность жителей этого «замка» и отсутствие видимой охраны… На такой забор небось и птица нормальная не сядет – испугается!
Лёля сделала еще шаг и споткнулась обо что-то тугое, упругое. В панике опустила глаза – и едва подавила крик. Она ошибалась! Охрана в саду все-таки была! Прямо на дорожке, преграждая ей путь своим приземистым, коротколапым телом, стоял крупный бультерьер. Его крысиная морда была поднята, маленькие уродливые глазки пристально смотрели на Лёлю…
Она обмерла.
Лёля вообще-то не боялась собак, более того – считала такой страх чем-то неприличным. Словно пытая судьбу, она норовила погладить каждую встречную псину, как-то раз даже попыталась вступить в контакт с милицейской овчаркой, с оскаленной морды которой капала слюна. К удивлению стража порядка, овчарка не разорвала наглую девчонку в клочки, только с видимым отвращением отвернулась, мученически прикрыв покрасневшие от злости глаза: «Ой, ну куда ты лезешь, дура, шла бы своей дорогой подобру-поздорову!»
По глубокому Лёлиному убеждению, собака, как и всякий хищник, мгновенно оценивает соотношение сил. Если она чувствует флюиды страха, исходящие от другого пса или человека, это пробуждает агрессивность, она воспринимает объект только с позиции силы, и преодолеть стереотип невозможно. А вот если человек нагло тянется ее погладить, всячески демонстрируя даже не бесстрашие, а пренебрежение к страху, пес сразу понимает, что должен попятиться на свое историко-биологическое место.
Но стоило тогда Лёле, повинуясь ору кинолога, отойти, как овчарка опять мгновенно рассвирепела и принялась проявлять служебное рвение по отношению к трем хулиганам, только что буянившим в скверике, а теперь стоявшим по стойке «смирно».
Однако с мелким собачьим народцем, со всеми этими тойтерьерами и болонками, Лёля никогда не могла найти общего языка. Не исключено, что они просто чувствовали ее глубокое к себе отвращение, – и реагировали соответственно. А вот бультерьеры, надо полагать, чувствовали и ее отвращение, и страх, потому что их-то Лёля боялась до полного безрассудства!
Прошло некоторое время ошеломленного ступора, прежде чем Лёля вспомнила, что сжимает в руках довольно внушительное оружие. Наверное, даже крепкой башке бультерьера не поздоровится от удара каминной кочергой! Но тотчас она поняла, что не сможет вот так, ни с того ни с сего, ударить собаку – пусть и уродливую на редкость, но все-таки не сделавшую ей ничего плохого. Ну стоит, смотрит тупыми свинячьими глазками, но ведь не кусается и даже не рычит. За что ее кочергою-то? А что будет, интересно, если попытаться обойти пса?
Лёля осторожно шагнула на газон – и снова замерла: рядом, словно из-под земли, вырос еще один бультерьер и стал, преградив ей путь. В его появлении было что-то настолько необъяснимо разумное, что Лёля вдруг представила, как при каждой ее попытке приблизиться к забору будут как из-под земли вырастать точно такие же грозные и молчаливые стражи, пока цепочка собак не вытянется вдоль всей ограды.
Так… А может быть, и пробовать не стоит? Может быть, эти отлично натасканные псы стараются ради ее же пользы, как бы предупреждая: туда не ходи, хуже будет…
Ради эксперимента Лёля отступила к дому – и дорогу ей никто не преградил. Три пса (она и не заметила, как и откуда взялся третий!) вперевалочку затрусили следом в некотором отдалении, не делая, впрочем, попыток залаять или помешать ей брести по парку.
Лёля шла, куда несли ноги, то и дело оглядываясь. Бультерьеры вели себя вполне мирно, и все-таки в этом крысоголовом обществе ей было ужасно неуютно. Вот как надоест им мирное сосуществование… Или вдруг откуда ни возьмись появится охранник, поднесет к губам свисток или просто гаркнет: «Фас!» – и…
Стоп! Она скоро завизжит от этих воображаемых ужасов, спровоцировав, согласно собственной теории, собак на прямую и явную угрозу! Лучше отвлечься и подумать о другом. Эти три «хвоста» прочно к ней прицепились, придется как-то соразмерять свои потребности с их порядками.
К забору, значит, нельзя. Ну и ладно – тем более что он явно непреодолим без защитного скафандра. Значит, надо искать другой путь к бегству. Интересно, какой? Прямо сейчас, прямо отсюда начать рыть кочергой подземный ход под ограду? Ну, за месяц она, может быть, и дороется до чего-нибудь…
Глупости. Но что же делать, делать-то что?! Неужели Лёля таким чудесным образом выбралась из дома только для того, чтобы опять туда вернуться, войти в свою комнату (ого! уже в «свою»!), сунуть вещи в шкаф и сладко заснуть в «своей» постели, терпеливо ожидая решения судьбы?
Она бесцельно бродила по парку в той же компании молчаливых охранников. Иногда между деревьями мелькали низкорослые светлые силуэты – другие собаки несли там бессонную ночную службу, но к Лёле не приближались: у нее были свои «кураторы».
Она обошла ближайшее крыло здания и обнаружила-таки дощатый забор, увиденный сверху. При обследовании, впрочем, выяснилось, что это исключение из правил: в нем не было ни одной щели, ни одной плохо пригнанной доски. Правда, кое-где, метра через три по периметру, внизу были выпилены отверстия в полметра высотой и такой же ширины: вполне достаточные, чтобы мог протиснуться отчаявшийся человек! В крайнем случае, землю снизу можно и подрыть…
Однако Лёля смотрела на эти отверстия с подозрением: слишком они удобны, слишком их много. «Здесь что, готовились к массовому побегу заключенных?» – мрачно подумала она, становясь на колени перед одним таким отверстием и пытаясь выглянуть наружу. Собаки тотчас сели рядом, и до Лёли вдруг дошло – это лазы для четвероногих охранников.
Она просунула голову в отверстие и убедилась в том, о чем смутно подозревала: вдали тем же призрачным светом переливалась металлическая ограда, а дощатый забор всего-навсего отгораживал от парка участок строительства – лежат в аккуратных штабелях кирпичи и доски, стоит бетономешалка… То ли дом с той стороны ремонтируют, то ли пристрой какой-то делают. Вопрос: может ли для нее быть в этом какая-нибудь польза?
Лёля, полулежа-полустоя на четвереньках, нелепо изогнувшись, размышляла до тех пор, пока рядом не послышалось тяжелое сопенье и еще один бультерьер не подсунул уродливую морду прямо к ее лицу. Это был «потусторонний» пес, четвертый (или двадцать четвертый, неизвестно же, сколько их вокруг!), и смотрел он на гостью более чем недружелюбно.