Твоя чужая жизнь
Шрифт:
— Как же тебя так угораздило-то? — не унимался тот.
— Надо было тебя к этому Николаю вчера отправить, сегодня был бы таким же, — не желая рассказывать о минувшей и так и не отпустившей слабости, огрызнулся майор.
Однако капитан не унимался, допытываясь, что и как. В итоге, весьма смущённый Синельников вкратце рассказал о минувшем вечере и в завершение добавил:
— Не прост этот парнишка, ох, как не прост. Я еще на подходах к его дому почувствовал дискомфорт психологический, но как-то не придал ему значения. А зря. В итоге, я ощущал себя мухой, приманенной в паутину. И какое-то время как под гипнозом был. Понимал — что-то не так, а уйти — не мог. Он очень хороший психолог. Так мозги загадил… тьфу! Вспоминать не хочется. До сих пор не по себе.
— Ну, прям ты не у малолетки какого-то был, а у маньяка с паранормальными способностями! — заводя машину, усмехнулся капитан.
— Скорее, экстрасенсорными. И зря смеёшься. Знаешь, Степанов, я тут подумал… в следующий раз ты к нему сам пойдёшь.
— Своих дел у меня мало, что ли? Ну что, поведать вкратце то, что ребята нарыли?
— Ну, и чего ты такой нудный, а? Помолчи. Дай в себя немного прийти. Кстати… напомни попросить их опять те кадры распечатать.
— А те куда дел?
— У этого, — он скривился от воспоминаний о вчерашнем вечере, — забыл.
По прибытии в участок, Синельников в пол-уха выслушал рапорты молодёжи и, попросив не беспокоить, хотел закрыться в кабинете и покемарить, да не тут-то было: в двери влетел бледный Степанов:
— Во что мы вляпались, Сань? — съехав по стене прямо на пол, сипло произнёс он.
— Ты о чём? — непонимающе воззрился на него хозяин кабинета.
— Полчаса назад на Марата было вооружённое нападение…
— На какого?
— Да ни на какого! Ты совсем соображать перестал! На Игоря. Я рассказал о твоём состоянии после вашей вчерашней встречи, а он проявил инициативу — последить. Молодо-зелено, сил много, ума мало. Сел на хвост к Николаю.
— И?
— В реанимации наш активист!
— Что? Кто его?
— Кто, кто — твой ненаглядный экстрасенс Николай Терещенко.
— С чего это ты решил?
— Он отвлёкся, желая убедиться в результате, очевидно, и угодил под колёса какого-то джипа.
— И?
— И ничего! В больнице тоже лежит. Я охрану приставил. В кармане у Терещенко обнаружен пистолет, принадлежавший когда-то Станиславу Розенфельду, отцу «пропавшей», как ты высказался вчера, Юлии Розенфельд. И стреляли именно из него.
— Ничего не понимаю. Бред какой-то. Зачем ему в кого-то стрелять в людном месте? Да ещё и под прицелом камер видеонаблюдения, которыми буквально напичканы вокруг здания?
— Ты сам говорил, что он хороший психолог. Вот и вышло, что народу много, а свидетелей нет. Вот только то, что его сбить кто-то посмеет, он не рассчитывал явно.
— Ну, камеры-то?
— Слепая зона. Тогда же снег выпал, вьюжило так, что дальние камеры только молоко снимали, и только одна зафиксировала, и то Игоря. Припаркованный туристический автобус загородил обзор, не позволяя проследить действия Терещенко.
— Машину-то нашли? Нет? Вот припомнишь потом мои слова, Степанов: что-то здесь не так. Зачем парню так открыто жизнь себе усложнять? Я его, конечно, не защищаю, но сам-то подумай: он молод, здоров, богат, умён и патологически удачлив, а тут вдруг такой глупый поступок. А Терещенко сам-то что говорит? Хотя… об этом после. Игорь-то как?
— Три ранения, и все тяжелые! В реанимации он, и врачи как церберы — не пропускают. Собственно, и у Терещенко состояние такое же. В общем, мы тут…
Степанов что-то говорил и дальше, а майор тем временем впал в состояние полной абстракции от окружающего мира. «Об этом скоро станет известно начальству. Надо ждать звонка… готовиться. За самодеятельность по голове не погладят. А ещё Прутко разыскать надо. А когда это делать? Оперативников уже не хватает в штате…»
— …дело завели, — откуда-то от двери доносился голос Степанова. — И ты сегодня с бодуна не ко времени.
— Да уж, — вздохнул майор. — Был бы… проследил бы… бы, да бы! Что делать-то теперь? — хозяин кабинета сидел, закрыв лицо руками, и думал, думал, думал…
Остаток дня пролетел, как один миг: посещение места покушения, просмотр данных с камер слежения крупного магазина и банка, расположенных поблизости от места происшествия. Общение с добропорядочными гражданами, изъявившими похвальное желание дать показания, совершенно не облегчившие работу следствия. Того, кто стрелял — никто не видел. Все свидетельства касались исключительно тонированного джипа под левыми номерами, который никогда найден и не будет, в чём никто из сотрудников отдела не сомневался. Ни Игорь, ни Терещенко по-прежнему не приходили в себя, а в конце дня ещё и Котлов нагрянул с визитом.
— Развели бардак! — орал он как потерпевший. — Висяк на висяке, полное отсутствие дисциплины! Одни прогуливают, другие самодеятельностью занимаются, начальство… а ну вас. Тьфу. Не можете работать, так давно надо было вас поганой метлой из органов! Так нет же… моя доброта мне же боком и вышла. Значит, так. В начале декабря из Москвы проверка приезжает. И они собираются именно к вам! Вы же у нас центральный участок? Ваши показатели раскрываемости самые высокие! Были… — срывался на несвойственные чину истерические нотки посетитель. — А теперь — что? Приедут они. Что мы покажем? Где ваш Прутко?
— Ищем… — опустив глаза, произнёс Синельников.
— Ищут они! Запоминай, майор: у вас на всё — три недели. К началу декабря все дела должны быть закрыты, Прутко найден, дисциплина восстановлена. Как вы этого добьетесь — не моё дело. Но не дай вам бог… у вас не то, что погоны полетят! Вы у меня сами летать научитесь! Без парашютов! Всё.
Гневно хлопнув дверью, Котлов оставил хозяина кабинета в невеселом раздумье.
Вечером Синельников вновь договорился о встрече с бывшим майором из двадцать первого участка. Бывший коллега излагал чётко и по существу, однако в восприятии майора разговор опять получился странный и путаный. Глубоко ночью, очутившись дома, Синельников долго приводил в порядок мысли, составляя план того, что надо сделать, что проверить, что выяснить.