Твоя жертва
Шрифт:
Он снова отрастил усы. Они нравятся Игорю и потому он выдает радостный вопль.
– Ну, привет, крепыш. Как мы себя чувствуем?
Он забирает Игоря у меня из рук и усаживает на специальный столик, накрытый пленкой, сразу стал его раздевать, одновременно осматривая.
– У нас все хорошо, - отвечаю я, нервно поджимая губы.
– Мы правда болели недавно, буквально дня два назад еще был небольшой кашель…
– Это не страшно, - ответил доктор, давая сыну потрогать фонендоскоп, прежде чем его послушать.
– А активность? Синева?
– Все
– почти испуганно восклицаю я.
– Мы догнали возрастную норму по весу и росту. И нет, вы что, он больше ни разу не синел. Ни губы, ни пальцы. Ночью тоже. Я следила!
Я правда следила после второй операции, от которой на груди моего сына остался длинный шрам, разделивший ее пополам.
– Хорошо, - говорит врач, а сам начинает слушать и кривиться. Ему что-то не нравится. Я это сразу понимаю и перестаю дышать.
– Пошли, еще с одной трубочкой поиграем, - говорит доктор Игорю.
– Согласен?
Тот что-то одобрительно улюлюкнул и его сразу перенесли на кушетку и дали потрогать датчик узи.
Как только Игорь перестал его бояться, доктор сказал, что трогать трубочку пока нельзя.
– Теперь надо мне поиграть, - сказал он, нанес на датчик гель и приложил его сразу к рубцу.
– Вава, - гордо сказал Игорь.
– Да, Игорь Сергеевич, вава, - строго сказал доктор и посмотрел на меня.
– Анна Антоновна, у меня плохие новости, понадобится еще одна операция.
Я тут же и села. Хорошо, что рядом был стул, иначе я бы рухнула на пол.
Глава 13. Мороженое и слезы
Анна
– Мы сейчас мороженое поедим, - обещаю я Игорю.
Держу его на руках, обнимаю, прижимаю к себе, а в голове все еще голос врача.
– Не надо волноваться, Анна Антоновна, - говорил он мне пару минут назад. – У вас все очень хорошо. Вспомните сами, как все было плохо, а теперь всего лишь маленький дефект. Нам даже не придется снова резать. Наше оборудование позволяет зайти в сердце через вену на бедре. У него даже шрама не останется. По сравнению с той первой операцией, третья вообще ничего не стоит. Так что вам не о чем беспокоиться…
Если бы так оно и было…
Я знала, что врач позвонит моему мужу сам. Так они договорились с самого начала. Мне же остается только ждать назначенной даты и делать вид, что все хорошо.
Не успела я дойти до машины, как зазвенел телефон. Там так и было написано:
«МУЖ»
Большими буквами.
– Да, дорогой, - отвечаю я мгновенно. – Подожди буквально секундочку.
Прошу я и, как ни странно, он отвечает мне:
– Валяй, - небрежно, почти ласково, но я все равно тороплюсь. Усаживаю Игоря на заднее сидение и прошу Толика присмотреть.
Сама я никуда не уйду, просто закрываю дверь, отступаю на шаг от машины и на всякий случай прислоняюсь спиной к фонарному столбу.
– Слушаю, - говорю я и закрываю глаза. Я готова к чему угодно.
Его слова как настоящие удары и могут обрушиться на меня в любую минуту или плетью, или кулаком.
– Сегодня будет еще одна игра, - говорил
– Нет, Сережа, я тебя умоляю, не надо… Только это не тот человек.
У меня действительно сердце сжимается. Дышать становится трудно, а внизу живота поднимается жар от одной фразы «новая игра». Я уже чувствую его руки на своих бедрах. Ощущение щетины на ягодицах и имя «Игорь» на губах…
Еще один раз такого сладкого и мучительного кошмара я не переживу.
Сердце едва не останавливается от страха, от боли, от отчаянья, а тело наоборот распаляется так, словно всю жизнь мечтало, чтобы меня проигрывали в карты несколько ночей подряд.
Самым страшным было именно это желание. Я хотела ничего не видеть и оказаться в руках у того мужчины, хотела снова ощутить Игоря в себе, но еще больше я боялась сойти с ума.
– Мне кажется, я у тебя ничего не спрашивал, - строго говорит муж. – Я только предупреждаю. В одиннадцать ты должна быть готова.
– Просто пощади меня, - прямо умоляю его я, чувствуя, как наворачиваются слезы. – Я сделаю все, но…
– Мне кажется, мы уже давно договорились, - строго говорит он. – Я делаю все для твоего сына, ты делаешь все, что хочу я. Мне считать уговор недействительным? Напомнить тебе о брачном контракте? Разведемся - и сын мой, а ты остаешься ни с чем, зато без игр…
– Нет, - тут же говорю я. – Я все сделаю. Я ведь не отказывалась, только попросила…
Ноги все же слабеют, и я опускаюсь на корточки, чтобы не упасть. В платье на каблуках это очень неудобно и не правильно, но я не могу иначе. Мне слишком страшно. Слишком плохо. Хочется просто, чтобы закончилось все это или взмолиться, чтобы случилось какое-нибудь чудо.
– В одиннадцать, - строго сказал Кукловод. – Одежду тебе привезут.
– Я все сделаю, - обещаю, отключаю вызов и вытираю слезы.
Я должна быть сильной, потому что ничего иного мне не остается. Когда Игоря убили, люди Кукловода притащили меня к нему. Он предложил мне стать его женой, не любовницей, не женщиной… Женой!
Я отказала и меня голышом вывезли в какой-то лес и бросили там. Он обещал, что я еще к нему приползу…
Вот я и приползла, на пятом месяце беременности, потому что у моего ребенка нашли порок сердца, такой, что ничего его не спасет. Без операции сразу после рождения он не прожил бы и недели, а оперировать соглашались только здесь.
Если бы не пролитые слезы, если бы я не замерзла в том лесу, если бы я не пролежала в больнице с воспалением, ничего бы этого могло и не быть, но оно было и никто, кроме проклятого Сергея Куклина не хотел мне помогать, а у меня был только этот ребенок. Только ради него я была готова на все. Готова и сейчас.
– Ма-ма! – кричит он, когда я возвращаюсь в машину. – А дядя Товик умеет пальцы отывать!
Я смеюсь, хотя мне совсем не смешно и фокус с оторванным большим пальцем всегда казался мне глупым. Я говорю себе, что все хорошо ровно до того момента, как Игорь не тыкает в меню на фисташковое мороженое с белым шоколадом.