Two Weeks

========== Два дня назад ==========

***

– Ну и козел же он!

Голос подруги поднимал настроение, определенно. Всем нужен такой человек, которому ты позвонишь и скажешь, что твоя жизнь превратилась в дерьмо, а он в ответ тебе скажет, что все наладится. Конечно, наладится. Да я и не нервничаю вовсе. И мне почти плевать, что мой благоверный трахает мою сестру. Да в Африке дети от голода умирают, по всему миру свирепствует эта хренова Эбола, так что его измена вообще не беда. Так, пустячок. Пошел к чёрту.

– Ась, не парься, слышишь? Забей на него, на

Сколько себя помню, Жука всегда такая актриса была. Всегда пыталась выделиться, отсюда напускной характер, напускное поведение, напускная жизнь. Даже свое имя прозвищем заменила, потому что «Марина» слишком банально для такой, как Жука. Это прозвище пристало к ней ещё в детстве. Мы с Жукой жили в одном дворе и она часто рассказывала, что её дедушка называет её хитрым жуком. Вот и ребятишки во дворе стали её так называть. И как-то приросло к ней это детское погоняло. Да и я уже не могу по-другому её называть. Жукой её называют только самые близкие. Для всех остальных она просто Марина.

– Хей, детка, да мне срать на него с высокой колокольни. Я его когда в дверях с Никой увидела, даже не стала им мешать и говорить что-то…

– Почему? – Жука обожает перебивать, я не говорила?

– Потому что задница у него аппетитно напрягалась во время поступательных движений, вот почему.

– Дура ты, Ась. Меня-то зачем обманывать? – проницательная какая. Сама же врешь всем, а меня винишь.

– У подружки своей научилась. Она у меня большая врушка.

– Тебе я никогда не вру, знаешь же…

Знаю, конечно. Потому что любишь. И ближе меня у тебя никого нет. И только я знаю, какого цвета твои настоящие волосы, моя маленькая крашеная блондиночка. Рыжая ты, и веснушки тоналкой зря замазываешь, они тебе идут.

Говорят, у рыжих нет души. Врут. Есть, еще какая, большая такая здоровенная душа, но они её никому не показывают. Потому что в отличие от других рыжие знают, что внутрь себя нельзя никого пускать. Иначе потом бо-бо сердечку и алкогольная зависимость.

Кстати об алкогольной зависимости…

– Жук, ты ведь любишь меня?

– Чего ты опять придумала?

– Предлагаю тебе развеяться! Пошли вместе утешать меня за барной стойкой ночного клуба? Будем только мы втроем: я, ты и текила.

– Ты же знаешь, я за любой кипеш кроме голодовки.

Люблю я тебя, Жука, знаешь? Конечно знаешь. Потому что кроме тебя у меня никого нет.

***

Не знаю, почему обратила внимание именно на него. Возможно из-за взгляда. Светло-карие глаза, смотрят с прищуром, изучают, как куклу в витрине магазина. А мне нравится. Я вижу похоть в его глазах, вижу как он взглядом стягивает с меня это чертово платье, которое оказалось немного узким мне в попе. Быстрее бы снять его. Нет, не так. Быстрее бы уже он снял его с меня. Текила дает о себе знать. Все вокруг кружится, огоньки кажутся смазанными, но гораздо более яркими, чем обычно. И идти тяжело, свалюсь ещё с каблуков, и тогда не то, что этот кареглазый красавчик, ко мне даже тот жирный мужик с залысинами не подойдет.

Слава Богу. Он идет ко мне сам. Я бы не дошла, серьезно.

– Привет, – он улыбается уголком губ, придерживая меня за локоть. – Ты немного перебрала, отвезти тебя домой?

Нет, нет, не домой, я к тебе хочу. Трахаться, слышишь? Ни слова вслух, конечно, я же леди, блять. Я не должна хотеть трахаться.

– Я здесь с подругой вообще-то, – гордо вскинув подбородок ответила я. Немного пьяно, конечно, но определенно гордо.

– Твоя подружка уехала с полчаса назад и отдала мне твою сумку.

– В смысле?

– Я наблюдал за тобой около часа, вот она и заметила. Сказала, чтобы я привез тебя домой, после того, как…

– Как трахнешь меня? – фу-фу, Ася, что ты несешь?

– Вроде того, – хмыкнул парень. – Но, видимо, эротическое путешествие отменяется.

– Это ещё почему?

– Потому что ты еле стоишь на ногах, а я не собираюсь заниматься сексом с трупом.

Обидно. Нет, я, конечно, правда немного перебрала, но так обзываться…

– Слышь, ты, никто тут с тобой ничем заниматься и не собирался, ясно? – и это, правда, звучало ужасно нелепо.

А ещё не очень правдоподобно, но срать.

– Серьезно? – с издевкой спросил парень. – Сколько тебе лет, недотрога?

– Третий десяток уже скоро, я ископаемое…

– Девятнадцать?

– Да.

Больше он ничего не спрашивал, просто вел на выход из клуба, мимо пьяной плотной толпы. У него были красивые руки, с выделяющимися венами на предплечьях. Такие мужественные и сильные. Даже жаль, что он отшил меня.

На улице было прохладно, хотя начало апреля было довольно теплым. Я немного поежилась на ветру, плотнее закутываясь в пальтишко, которое любезно забрал из гардероба мой новый знакомый.

Он закурил, продолжая с интересом рассматривать меня. Я отрыла в своей сумке свою пачку и тоже закурила. Я редко отравляла никотином свой организм, но почему-то всегда носила с собой сигареты. На всякий случай.

– Тебе уже лучше?

Какая забота.

– Лучше.

– В таком случае, поехали ко мне? – то, что он в мгновенье передумал, вызвало во мне неоднозначную реакцию: с одной стороны теперь чертовски захотелось повредничать, а с другой всё моё естество ликовало.

– Вот это поворот. Значит, я уже не похожа на трупака?

Он закатил глаза, словно я сморозила какую-то глупость. Впрочем, я не обиделась: мне не привыкать.

– Не похожа, детка, без лишней болтовни, ладно? Вот такси стоит, поехали.

Ух, какой. Сказал, как отрезал. И послушно волоку за ним ноги в такси, и чуть не мурлычу, когда он кладет свою обжигающую ладонь мне на колено. И в колонках звучит знакомая песня, которая разливается в ушах громкими басами. Его ладонь чуть дальше, на внутренней стороне моего бедра. Я дрожу, он чувствует это, поэтому не смотрю ему в глаза, скользя взглядом по пейзажу за окном. Пальцы рук вцепляются в обивку сидения, когда его ладонь доходит до кромки кружевных трусиков, которые, кажется, и без этого были насквозь мокрые. Так хочется ещё, что сердце бешено колотится внутри.