Ты будешь нашей мамой?
Шрифт:
— Я вижу — ты принял решение? — в другой раз она бы пошла окольными путями, вынуждая собеседника все рассказать. Самому. Но…
— Да. Не могу сказать, что это было легко! — человек вытер пот со лба не менее влажной ладонью. Сэллариона приоткрыла совершенные губы, чтобы ответить, но вовремя передумала. Любое слово могло качнуть чашу весов назад. Состояние мужчины очень неустойчиво. Пусть сначала озвучит, отрезая себе путь назад.
— Спасибо, — поблагодарил Наследник появившегося так кстати Кристэйсена. Запотевший бокал, щекочущий ноздри запах трав. Слабый, не для людского нюха, аромат плодов анои. Растения, чей сок способствовал успокоению. Мужчина пил его мелкими, но неразрывными глотками. Так жадно, что у всех остальных невольно пересохло в горле.
— Да, — краткое утверждение, смысл которого прозрачен. Решение положительное. Окончательное, и обжалованию не подлежит. С этого момента Императорский сын, Правительница эльфов и Кристэйсен — преступники. Существа вне закона, которые не достойны яда. Висельники, если их поймают.
— Как и когда? — вопрос по существу. Без имен. Зала хорошо защищена, но случайности… От них не застрахован никто. Покачивание русой кудрявой головой, уже несущей на себе призрачный отсвет короны.
— Не знаю, он так боится, рядом с ним присутствуют не менее двух хранов за раз, на официальных приемах и вне стен резиденции количество увеличивается, не говоря уже о магах. Пока не вижу способа преодолеть эти преграды.
Эльфа задумалась, просчитывая варианты развития событий, отбрасывая одну версию за другой. Иногда переглядывалась с Высоким, занявшим прежнее место у ног, вывод тот же. Значит — ждать. Именно это она и озвучила. Неопределенность и постоянная готовность действовать — нелегко будет выдержать следующие несколько восходов, а то и периодов. О циклах речь не идет — все надо закончить до конца этого веса, иначе… Женщина внутренне содрогнулась, представив десятки тысяч искалеченных, умерщвленных ради заблуждений одного человека существ. Этого нельзя допустить!
Предложить наследнику самостоятельно обагрить руки кровью отца — кощунство. За все циклы, что Правительница провела в человеческих землях, она успела понять: люди очень нежные в эмоциональном плане существа. Они отягощают себя множеством ненужных вещей. Самая забавная из этого списка — совесть. Величайшая иллюзия человечества, на самом деле представляющая собой смесь из страха к наказанию, отвращения к радости за содеянное и слепой веры в правоту собственных убеждений.
Лисардо не сможет править, если сам убьет Императора, а народ не примет нервного, неуверенного в себе властителя. Да и кто сможет рассеять подозрения, которые непременно возникнут. Кристэйсен, да и любой другой из ее свиты, совершил бы убийство Императора без колебаний, по одному слову Правительницы, но его не подпустят так близко к высокопоставленной коронованной особе. Напряженность между хозяевами и гостями налицо. Сейчас эльфы гости не Императора, а его сына. Наилучший выход из ситуации — случайность: падение с лестницы, попавшая не в то горло кость.
Мало кто из жителей Империи знает или подозревает о нависшей угрозе. Объяснения предоставлены давно и мастерски: здоровый образ жизни, воинские искусства и наемничьи гильдии становятся все популярнее. Эти вещи преподносятся в Империи, как неотъемлемые атрибуты человека с большой буквы. Сотворенным нужно было догадаться раньше и задушить начинание еще в колыбели, но они проглядели. Их юноши и девушки воспитывались так же. Те, кто смог раскусить эти правила и управлять ими в угоду себе, становились поистине интересными личностями. А люди… Они копировали все подряд.
— Стийник… — задумчиво сказал Наследник, — я хотел бы знать эту тварь. Такие, как он, могут быть чрезвычайно полезны в безвыходной ситуации.
— Такими, как он, сложно управлять, невозможно подчинить, — продолжил эльф, но в чем-то он был согласен с Наследником.
Через некоторое время Сэллариона снова взяла в руки гитару, и полилась грустная мелодия. Лисардо посидел еще немного, но, так и не решив ничего конкретного, распрощался с эльфами и отправился к себе. Четвертый Пес, совершавший свою ночную прогулку по небу, приглушил свет, давая возможность Наследнику незаметно добраться до своей залы. Люди… Эльфы… Если бы не они, жизнь Небесной Стаи была бы так скучна и однообразна. Помочь, что ли? Он почесал лапу и беззвучно завыл, призывая своих земных собратьев на поиски…
Я передвигала сбитые ноги на остатках воли. Здравомыслие покинуло меня где-то через три лиги от Оранж-но-Ари. Мною двигало нестерпимое желание. Всего одно — как можно дальше уйти от мисселиума. От воплотившегося кошмара. Странно, но я не могла не думать о нем. Он пророс в моих мыслях. Пустил корни. Того и гляди, зацветет! Маленькая, но все же моя часть, рвалась назад. Зарыться в снег его глаз. Перебрать его белые пряди. Провести ладонью по его животу… Создатель! Неужели, он выдрессировал меня? Или люди, и впрямь, животные, привыкают к любому хозяину?! Нет, он не заставит меня снова! А если попросит? Мысль горячим змеем скользнула от сердца вниз. Я не смогу отказать. Больше не хочу играть в эти игры. Скоро закат, и сыночек сможет меня перенести еще дальше. Если объявится. А пока надо отдохнуть. Немного. Вон и гостевой дом виднеется. Покосившееся от времени деревянное здание. Несколько лошадей пьют воду из корыта. На заднем дворе гуляют куры, и нежатся свиньи в лужах помоев. Грязь такая, что с трудом пересиливаю себя, ведь мне придется преодолеть это расстояние босыми ступнями. Завалиться с парадного входа и с пинка открыть дверь я не могу: не в том положении. Да, и когда могла, никогда так не делала. Из приоткрытой двери доносится шум: шипение раскаленного масла, похабные шуточки, громкие голоса, выкрикивающие заказы. Пахнет едой. Плохой, но и такая отзывается во мне радостной дрожью.
— Чего тебе? — хриплый голос, щербатый рот и гнилостное дыхание глубоко нездорового человека. Он засаленным фартуком вытирает сковороду от остатков пригоревшего кушанья.
— Еды, — голодная слюна наполняет рот.
— Слышь, Ливер, тут попрошайка объявилась. Еды просит! — крикнул куда-то в сторону.
— Гони в шею, хватит копаться, там собаки имперские жратву ждут! — донеслось в ответ.
— Да, сейчас я, сейчас! А она довольно хорошенькая. Видать, недавно на улице, может, накормим, а? — сальный взгляд похотливо осматривает меня. Он не замечает одежды в бурых разводах. Испачканных ног.
— Хорошенькая? — второй, не менее неприятный субъект, выходит из кухонный залы. Уже два взгляда прилипают ко мне. До ужаса хочется окунуться в кипяток. Слишком много у меня неосуществимых желаний в последнее время.
— За работу! — процеживаю сквозь зубы. — Если нет, я пойду.
— За работу, — повторяет тип, растягивая слова, — ну, коль не шутишь, Арлен, неси котлы! Отчистишь, накормим.
— Дай хоть хлеба, — бросаю угрюмый взгляд. Желудок уже завязался узлом.
— Арлен, и хлеба захвати, да не того, что посетителям подаем! — я готова съесть все, что угодно.
Парнишка вытаскивает три огромных котла. Корка копоти, плесень. Они с рождения не знакомы с водой и песком. Мое тело поместится в любой из них. Он оставляет их возле колодца и даже помогает набрать воды, пока я запихиваю в себя объедки. Стараюсь не чувствовать вкуса. Иначе стошнит.
— Шла бы отсюда, — дает парень мне напоследок совет. А то я не знаю, что они приготовили для меня!