Ты для меня?
Шрифт:
Как. Она. Сказала?
— Скорее обрадуй Германа!
Обрадовать?
Ее чувства были далеки от радости. Леру обуял страх.
Первобытный ужас!
Как она сообщит ему подобную новость? Без доказательств?
Не поверит. Никогда. Ни за что!
В лучшем случае, просто убьет, обвинив в измене, а в худшем…отправит на аборт!
С невероятным трепетом,
Малыш! Их с Германом малыш!
Лера поняла, что плачет, лишь, когда Аня заключила в свои объятия, утешая, и принялась вытирать от соленой влаги ее лицо. В тот момент, будто ото сна очнулась, осененная внезапной идеей.
— Куда ты собиралась улететь? В Магадан?
— В Мариинск! — Поправила, взирая с опаской. Точь в точь, как на умалишенную.
— Полетели вместе!
— Чего?
— Прямо сейчас! Никому ничего не объясняя! — Невероятно быстрым шагом девушка подлетела к шкафу, извлекая оттуда свой чемодан. — Бери Антошку, минимум вещей…и в аэропорт!
— Лера?
Она ее не слышала — с нездоровой активностью паковала вещи. Но и Анна времени зря не теряла: все выкладывала обратно.
— Что происходит?
— Потом объясню!
— Нет, сейчас.
— Я не могу сказать Герману о ребенке! Ясно?
— Почему? Он что же, не от него?
От возмущения она поперхнулась воздухом:
— Я тебя ударю, за подобные мысли! — Закричала, не в силах сдержать обиду. — Для меня никого, кроме него не существует! Я только ему принадлежу!
— Тогда, я совсем запуталась…
— Прекрати выкладывать мои вещи! Не трогай!
— Успокойся! Никуда я тебя не отпущу. Тем более в таком состоянии!
— Отойди…по-хорошему прошу! — Лера уже гневно шипела.
— Почему ты не можешь сказать своему мужчине о ребенке?
Не выдержав, принялась вырывать из рук Смирновой свой чемодан:
— Потому что нет у меня доказательств! Вот рожу, и сразу же вернусь. Тогда сделаю тест на отцовство, и…он поймет, что я не вру. А пока…нельзя так рисковать. На кону жизнь моего малыша!
— Лера, милая, да что же это такое? На кой черт тебе сдались доказательства? Вы любите друг друга. Собираетесь пожениться!
— Собирались! С-О-Б-И-Р-А-Л-И-С-Ь. Откладывается свадьба, месяцев на девять! Или же вообще…отменяется.
— Не совершай ошибку, умоляю! — Отбросив в сторону злосчастный чемодан, женщина схватила ее за плечи. Встряхнула. — Так нельзя!
Она замерла на миг, вцепившись руками в собственные волосы. Голова шла кругом:
— Ты не понимаешь…не понимаешь! Он совсем недавно признался мне, сказал…
— Да?
— У него не может быть детей, Аня! Не может! Герман
— Господи!
— У меня нет выбора. — Произнесла потухшим голосом. — Скажи, какой идиот поверит в подобный бред, если я сама в него не верю?!
— Тот, который любит тебя, до…бл*дского умопомрачения!
Испуганно вздрогнули обе, ведь последняя фраза…не принадлежала никому из них.
Спирина резко обернулась на звук, и едва не потеряла сознание.
И черт его знает, от страха или облегчения.
Он находился здесь! Все это время. Курил на балконе. Вместе с ее отцом!
Все видел, и слышал!
Константин поманил Смирнову пальцем, и с притворной нежностью произнес:
— Анечка, подойди-ка ближе, золотко! Идем, поведаешь мне — скоту бесчувственному — подробно, куда собралась увозить моего сына…
— Я не…
— Бегом, я сказал!
Больше Лера не слышала ничего и никого. В ушах стоял страшный гул. А стоило схлестнуться с взглядом Давыдова, напоминающим сейчас как минимум кипящую нефть, и вовсе забыла, как дышать.
Казалось, мужчина пожирал ее, порабощал, и присваивал одновременно.
Он решительно приближался, а она какого-то черта все пятилась назад, прикрывая руками самое ценное.
— Герман, — прокаркала пересохшим горлом, — пожалуйста…
О чем просила, забылось сразу же. Напрочь, вылетело из головы. Ведь в следующую секунду, он фактически преклонил перед ней колено.
Гордый. Несгибаемый. Суровый. У ее ног!
Громко всхлипнула, когда Давыдов резким движением распахнул полы махрового халата, и вжался лицом в обнаженный живот, опаляя прикосновением.
— Лера, умоляю, — шептал самозабвенно, осыпая порывистыми поцелуями. Царапая нежную кожу жестким наждаком отросшей щетины. — Скажи, что это правда, Мелкая! Скажи, что…это случилось с нами, на самом деле!
Не могла сказать — язык онемел. Просто кивнула, давясь слезами.
В тот же миг, он подхватил ее на руки, и спустя несколько ударов сердца, распял на кровати.
Обнаженную — халат с нее предварительно содрал — и зареванную.
Но счастливую. Такую счастливую!
— Ты…что делаешь? — Спохватилась вдруг, совершенно не понимая его намерений.
— Возвращаю должок, — усмехнулся, сверкая сильно повлажневшим искрящимся взглядом.
И тут ее осенило…
Господь милосердный!
Да в его душе бушевал такой же ураган, ведь он едва сдерживал слезы!