Ты дура, детка!
Шрифт:
– Привет! Люблю тебя домашнюю.
– Тогда буду тебя встречать в офисном костюме.
Илья быстро положил очередную коробку на стол и бросился ко мне, обнял, чмокнул в губы, прижал.
– Эй, чего ты такая колючая сегодня? Я виноват. Пришёл с повинной. Ну-же, перестань.
От него пахло дорогой, обивкой салона машины, туалетной мужской водой. Я не удержалась, прижалась носом к шее и глубоко вдохнула аромат кожи. Это была провокация с моей стороны, но происходила она не по велению женской хитрости, а скорее уж
А как иначе можно назвать животную тягу, испытываемую мной к постороннему для меня мужчине, которого даже не любила?
Дурость, она и есть!
Впрочем, ребята из кинематографа придумали этому явлению более благозвучное название – основной инстинкт. Мне тоже так больше нравилось именовать то чувство, которое заставляло раз от раза ложиться с Лоскутовым в постель и заниматься с ним сексом, стонать. Именно так я оправдывала собственное влечение, когда гладила подушечками пальцев мокрую кожу мужчины во время отдыха после соития.
Только инстинкт клокотал внутри меня, заставляя сейчас лизнуть мочку уха Ильи. Увы, объятий мне никогда не было достаточно – всегда хотелось продолжения. Я словно самка какого-нибудь бабуина прикусила свою пару, чтобы спровоцировать, обратить на себя внимание. Язык животных помогал людям, когда слова казались корявыми, никчёмными, нелепыми, неотражающими сути.
Я не была рада видеть Лоскутова, но хотела его. Меня накрывало вожделение каждый раз, когда он обнимал меня и крепко прижимал к своему телу. В душе я протестовала собственным поступкам. Ненормально, против логики отталкивать кого-то и вешаться ему же на шею! Но ничего поделать не могла – хотела и провоцировала.
Моего ответа на его вопрос не потребовалось – Илья накрыл мои губы своими. Поцелуй был наполнен страстью, искушением, и я отозвалась на него. Ладони любовника наглаживали мои ягодицы, распаляя желание.
Я застонала от удовольствия, когда рука сместилась на спину и проникла под курточку домашнего костюма, а вторая – сжала ягодицу. Неосознанно мои пальцы зарылись в густые волосы мужчины, продолжая немой и такой понятный всем язык похотливого принуждения. Мышцы внизу живота напряглись.
Оторвавшись от губ Ильи, я выгнулась и застонала. Мужчина накрыл ладонью мою шею, погладил, перекрывая пальцами артерию. Теперь и я чувствовала собственный взбесившийся пульс. Возбуждение подталкивало меня на следующий этап, где царило бы абсолютное сумасшествие и безотчётность.
Илья гладил моё тело зло, жадно, настойчиво. Я задыхалась от нетерпения. Реальный мир вокруг меня исчезал, растворялся – я не держала его. Проваливалась в пластичный и неуправляемый водоворот страсти – мой личный край света.
Я сбегала туда при каждой возможности, чтобы вновь почувствовать ту грань, где кончается горизонт действительности и начинается полёт.
Полёт в пропасть.
Полёт ввысь.
И вот только тогда снисходит забвение.
Забыть – к этому стремилась.
Забыть. Не помнить ничего, даже себя.
Там, на самом дне водоворота, когда не хватает воздуха от желания и чувственности, был простор – исток. Начало чего-то, что я бы назвала безупречностью.
Да, да, именно низменные инстинкты дарили людям то, что они называли идеальностью: еда, сон, секс. Дико? Согласна. Но именно такие элементарные и малоценные рефлексы отправляли нас к самим себе изначальным, без всей этой шелухи, называемой жизненным опытом.
– Я люблю тебя, – выдохнул Илья, опаляя кожу на шее своим дыханием.
Мы любовники – ничто этого не изменит. Не следует, Илья, говорить этого. Я так всё сделаю правильно, как будет хорошо нам обоим.
Ну-же, возьми меня, и пусть этот мир катится к лешему!
– Я хочу тебя, – прошептал он.
Правильные слова! Одобряю! Нам с тобой не нужна чушь, неразбериха, тупость, называемая любовью. Она – игра без правил, до самого конца. Счастлив остаётся только тот игрок, кто уйдёт в могилу первым. Зачем нам всё это? Покой, страсть, отчуждение – всё это будет, а иного – нам не нужно.
Мне кажется, я выдохнула: «Да», но я не уверена в этом. Потому прокричала:
– Да!
Мне хотелось действий, подарить ответные ласки.
Какой же ты… медлительный. Ну же, давай!
Он подхватил меня на руки и отнёс в спальню. Шёлк покрывала обдал кожу прохладой. Теперь всё шло как надо: по правилам, по сути существования. Мы летели вместе с любовником в чёрную дыру, где переставала существовать гравитация, где мир становился изнанкой. Где постыдность приобретала величие, а реальность – становилась иллюзией.
Я умирала и не желала воскресать.
Почему мир не остановится?
Почему он продолжал бежать куда-то, надетый на иглу Оси времени, словно засушенная бабочка?
Что там, на самом конце Оси?
Нет. Нет. Нет. Я не хочу возвращаться на эту спираль. Отпустите меня! Не невольте!
Нет. Нет. Нет. Не желаю обратно!
Нет!
Но мир рухнул на меня. Придавил, телом Ильи, заставил реагировать на его шумное дыхание.
Мне трудно идти назад. Спасите! Избавьте!
Но шла. Перебирала чувствами, словно конечностями. Выползала из рая, спотыкалась. И вот свалилась на Землю.
Да, здравствует жизнь!
Пристегните ремни, наш полёт заканчивается, и скоро мы снова приземлимся в станицу Никуда.
Глава 3
Я смотрела через окно на идущего по дорожке Лоскутова. Пила кофе и думала о том, что вот уже завтра, я улечу отсюда. Нужно было собрать вещи. Но не только это. Следовало упаковать подарки.
Так и не успела уложить чемодан. Илья не отпускал меня всю ночь от себя, потому радовалась наступившему утру.