ТЫ ИЯ
Шрифт:
— Хороший вкус у ведущего, — посмеивается он, — У нас вопрос назрел. Что вы скажите, кто у нас в этом году в Премьер лиге чемпионство возьмет?
— Le Spartak est un cfampion. Donc ella dira, — с умным видом произносит мой Егор. Непонятно откуда взялся. Ребенок сегодня точно в ударе. Столько сил в свое время было приложено, чтоб хоть алфавит французский выучить. Невозмутимо стоит справа от меня. Увидел, что я с кем — то танцую и пришел? — Здравствуйте, — обращается ко всем.
— Ты уверен, что сейчас стоило проявить знание французского? — спрашиваю с улыбкой.
— Плюс один повод гордиться мной, — произносит довольно. Тут же его обнимаю.
— Всегда горжусь.
Слишком
Обнимаю сына и прохожу к своему месту, Егор, тот, что старше помогает со стулом.
— Я соскучился, — произносит мой малыш тихо, обхватывает ладонь обеими руками, смущается, — Но уходить пока не хочу, — добавляет поспешно.
— Нравится, — спрашивать не обязательно, и так понятно, — Хочешь посиди со мной и пойдешь? — показываю на свои колени, он стоит между нашими с Егором стульями.
— Я постою немного, и пойду. Меня ждут.
— Здравствуй, Егор, — произносит Завьялов, протягивая руку.
— Здравствуйте, Егор Александрович, — сын невозмутимо пожимает протянутую руку.
— Даже так? — глаза Егора… Александровича загораются. Он удивлен.
— Вы одноклассник мамы. Видел ваши с ней фото в альбомах, — немного задумывается маленький, — И меня назвали в честь Вас, я знаю, — не знаю, что испытывает Егор, оба, не могу об этом думать. Все силы брошены на то, чтоб не расплакаться. Надо бы голову закинуть и проморгаться, но это слишком заметно, поэтому просто ее опускаю. Когда я решала, как назвать сына, о таких моментах не думала. Тогда мной другие чувства двигали. Как же сложно.
— Да, твоя мама мне большую честь оказала. И ты тоже, вон какой вырос. Видел тебя последний раз так давно, — Егор смотрит так добродушно. Теплым его взгляд бывает в исключительных случаях. Сейчас такой, несомненно, — Грузинскому мама тоже учила?
Егор качает головой.
— Я его уже не помню почти, французский тоже не очень. Практики нет, — пожимаю плечами.
— Мам, я пойду, — Егор быстро обнимает меня за шею и уносится к детям в другой зал. Прослеживаю взглядом, до тех пор пока не замечаю как его за плечи обхватывает ждущая его нянечка.
— Грузинский? Серьезно? — Юля усаживается на соседний стул, скрещивая руки на груди, — Вы меня простите, — обращается к нам с Егором, — Просто слышно было. Чего мы еще о тебе не знаем? Танцы, французский, грузинский… И ты говорила, что ничего не умеешь? Тебе не стыдно?
Меня этот наезд веселит. Смотрю на нее, посмеиваясь, но молчу.
— Рисует она хорошо, готовит отлично, — вклинивается пришедший в себя Егор.
— Рисую? Ты шутишь. Мы в художку вместе ходили, хоть раз меня там хвалили?
— А — то, Михалыч всегда говорил, что ты самая красивая, — Егор начинает смеяться, Юля подхватывает.
— Ия Игоревна, — Мотов наклоняется, под недовольным взором Гайворонского, — Как так вышло, что коренная петербурженка болеет за Спартак? Или сын пошутил? — степень заинтересованности вопросом — наивысшая.
Молча достаю из сумочки телефон и разворачивая задней панелью показываю Мотову. Справа от камеры на нем значок Спартака. Мотов смеется, откинув голову назад.
— Не забудь надеть чехол, как домой приедешь, — посмеивается Егор, — Проблемная.
— Были прецеденты? — уточняет Мотов.
— Она, — Егор наклоняет голову в мою сторону, — Вела себя хорошо. Сильно не высовывалась. Попрыгает на требунах и домой. Только друзья мои не понимали, как это так, с ними не хожу, а в курсе всего. Потом увидели нас и поняли, — я подношу ладонь к лицу и прикрываюсь. Воспоминания захватывают в миг.
Обрабатывала ссадины на лице Егора. Сбитые костяшки рук. Перед глазами почти темно, крови боюсь ужасно, слабость накатывает. Но это же мой Егор. Ему больно, знаю что больно, хоть он и не признается никогда. И все из — за меня. Из — за того, что меня «бабой» назвали. Мне было пофиг, смешно же. Шестнадцать, какая я баба. Для него повод веский, даже если косо посмотрят. А тут. Мы возвращались вместе со стадиона и уже около дома нас встретили его «типа друзья», парни с секции. Проводить время с бабой, которая к тому же курица тупая за врагов болеет, не по — пацански. Я всегда знала, что степень вспыльчивости у него — крайняя, но в тот день в него бесы вселились. Я не ошиблась, именно несколько. Бывали моменты, когда его стоило бы бояться, я же была уверена, что он меня не тронет. Всегда только оберегал.
— Ия, хочу Вас обрадовать. У нас тоже есть ярый болельщик Спартака, — Мотов никак не уймется, весело мужчине, — Он, - понятно о ком говорит, — У нас тоже белая ворона со своим Спартаком. Локо — сила, — разводит руками.
— Ты сегодня в ударе, — голос Макара звучит низко. Уголки губ приподнимаются.
— За двоих работаю, ты то молчишь. Не заболел ли.
Пока Гайворонский молчал, была поглощена отголосками прошлого, сейчас же, услышав его голос будто выныриваю. По коже разносятся мурашки, внутри волна предвкушения. Его энергетика магическим образом на меня действует. Причины своих чувств непонятны, ежикам ушастым и тем понятно, что ничего не будет.
Стараюсь отвлечься на разговор с Юлей, которая обещает обязательно придумать, как надо мной подшутить на тему полученных сведений. Я хохочу.
— Жажда мести, не лучший советчик, — мы обе шутим, обе это понимаем.
— Да уж… С твоим уровнем самоиронии это сделать сложно, — Юлька вздыхает и переводит взгляд на Егора. Они уже неплохо познакомились, с моей легкой руки, — Ты представляешь, она, — тычет в меня пальцем, будто от возмущения задыхается, но посмеивается, — В общем, от нашей коллеги муж ушел. К другой коллеге. Приехал за женой, увидел новый объект где — то на входе и «влюбился». Неизвестно сколько обсуждают. Девчонки сделали вывод: нельзя дружить с теми, кто тебя красивее, — качает головой, мол глупые, — А эта особа, молчала — молчала, а потом говорит мне, при всех — Юля, не слушай их, тебе повезло, у тебя есть я, со мной не страшно выходить, — замолкает, — Посмотри на нее. Кем надо быть, чтоб она на твоем фоне была безопасна? Еленой Троянской? И то, блин, не точно, — подруга так пылко вещает, что я заслушалась, даже не понимая смысла. Прихожу в чувства, когда она хватает мою руку и тычет ею в сторону Егора, — Посмотри на эту кожу! И она везде такая. Руки, ноги, живот. Да ё — мое, это и животом то не назвать, у меня вот живот, — указывает рукой направление.
Я смущаюсь, безумно смущаюсь. Приобнимаю её, соприкасаясь головами:
— Этому столику больше не наливать, — говорю с улыбкой, — Ты чего разошлась? Все же смеялись.
— Потому что это до безумия абсурдно. Поэтому смешно, — Юльчик корчит гримасу.
— Она всегда такая была. Шутила над собой, других обидеть боялась, Егор обнимает за плечи, чувствую его дыхание на своем затылке. Не вижу, но он точно улыбается.
Бросаю взгляд на часы. Можно уже и домой ехать. Чем дальше, тем тяжелее выдерживать взгляд Гайворонского, надо же быть таким беспардонным. Хочется повернуть и спросить «Ну чего ты смотришь?», но на деле не выходит. Нельзя лезть туда, где заведомо проиграешь. Присутствие Егора помогает тлеть под меньшим градусом. Вот он мой живой пример — сильные чувства не залог «долго и счастливо».