Ты любил меня за мои слабости
Шрифт:
Папа кивает.
Канье разминает руку и потирает костяшки пальцев.
— Я перевёз свои вещи к Дому, так что можешь переезжать, — он достаёт какое-то чёрное устройство из заднего кармана. — Держи его при себе и отвечай, когда я звоню. Я серьёзно, Эми. От-ве-чай. Я прожил пять лет без твоего голоса, и больше не вытерплю и дня. Понятно? — взгляд Канье пронзительный, и по выражению его лица видно, что он решительно настроен, однако по его глазам я вижу, как сильно его ранили мои слова.
Сомкнув губы, я киваю, и спустя пару секунд Канье покидает комнату.
— Эмили, что случилось? — спрашивает мама.
—
В моём голосе отсутствуют эмоции. Отключить все чувства — единственный способ, которым я могу заставить себя не помчаться вслед за Канье и не взмолиться о том, чтобы он любил меня несмотря ни на что. Чтобы он пообещал не оставлять меня после того, как узнает, какой я стала.
— Ладно, милая. Позавтракай, а потом я тебя отвезу. — родители уходят, и я тут же стираю из памяти их встревоженные взгляды.
Я дома только второй день, а уже облажалась. Надо стараться лучше.
После завтрака я прощаюсь с папой, и он говорит, что завтра приедет меня проведать. Поцеловав отца в щёку, я крепко его обнимаю. Он хороший папа. Самый лучший.
Когда мне было восемнадцать, а Канье двадцать один, отец узнал, что мы встречаемся, и попытался нас разлучить. Какое-то время я искренне думала, что ненавижу его за это, но сейчас понимаю, что он просто был по-настоящему хорошим отцом. Да, он поступил неправильно, стараясь разделить нас, но теперь я понимаю его намного больше. Папа ненавидел родителей Канье и всё, чем они занимались: они были наркоторговцами. Отец всегда очень заботился обо мне и старался убедиться, чтобы наша с Джейком дружба с Канье не вела нас по неправильной дорожке.
Но, хоть Канье и проводил у нас дома почти всё время, отец совсем не знал его, если думал, что он может повести нас с Джейком таким путём. Если бы папа присмотрелся, он бы увидел, что мальчик отчаянно пытался заслужить его одобрение, заслужить принятие в семью.
В то время мы с папой воевали, но это не продолжалось долго — через три месяца он наконец-то увидел, как сильно Канье меня любил. И, мне кажется, тогда он понял, что Канье смотрел на него, как на отца. Поняв, что он всегда искал его одобрения, отец ослабил свой контроль, и всем от этого стало только лучше. Думаю, тогда он впервые увидел, что я стала женщиной и больше не являюсь его маленькой принцессой, хотя он, конечно, никогда бы в этом не признался.
Мне бы хотелось защитить папу так же, как он защищал меня.
— Эм, ты можешь кое-что сделать для меня? — я слегка сощуриваюсь, ожидая его следующих слов. — Подумай хорошенько о Канье. Он обожает тебя больше, чем земля любит солнце и дождь. Может, ещё рано решать, чего ты хочешь, но не стоит отказываться от общения с ним. Вы можете начать с того, что снова станете
— Ладно, я подумаю об этом, — я произношу это, опустив взгляд, не желая смотреть на отца, когда вру.
Со временем он увидит, что так будет только лучше для Канье.
Пока я сажусь в машину, отец целует маму на прощанье, и через мгновение она уже оказывается рядом, и мы в тишине едем к моему старому дому.
Когда в поле зрения оказывается подъездная дорожка, моё сердце начинает биться быстрее, и я задерживаю дыхание. Мы поворачиваем, и вот он. Двухэтажный светло-голубой деревянный дом с красивым белым крыльцом.
По дорожке мы проезжаем мимо белого забора, который огибает дом и многочисленные деревья возле него. Трава на участке ярко-зелёная и выглядит так, словно её только что подстригли.
Мама останавливает машину прямо перед домом, потому что тут нет гаража. Мы с Канье думали, что позже его добавим.
Я остаюсь в машине, пока мама выходит и направляется к первому цветку в горшке, где лежит ключ. Она заходит в дом, а я всё также сижу в машине и смотрю на него. Он выглядит совсем как прежде, будто ни дождь, ни ветер не прикасались к нему с тех пор, как я в последний раз в нём была.
Открыв дверь машины, я медленно выхожу во двор и, под стук бешено бьющегося сердца, поднимаюсь по крыльцу в дом.
Мой дом.
Осмотревшись, я вижу, что он совсем не изменился, словно и не прошло пяти лет. Словно мои мрачные воспоминания — просто кошмары, приснившиеся прошлой ночью. Я оказываюсь в холле. Слева от меня гостиная, а передо мной — деревянная лестница на второй этаж с белыми перилами. Справа располагается столовая, в которой по-прежнему стоит круглый деревянный стол с голубыми подушками для сидения. Мы с Канье вместе выбирали его. Он хотел чёрные подушки, а я голубые.
— Чёрный будет сочетаться с кожаными диванами, Эми, — говорит мне Канье.
— Но он не будет сочетаться с голубым ковриком, который мы купим для столовой. То же самое касается салфеток и кухонных полотенец, которые тоже будут голубыми, — отвечаю я.
Глаза Канье расширяются, и я быстро поясняю свои слова:
— Нам нужны какие-нибудь другие цвета по мимо чёрного, парень. Голубой сделает дом светлее, и он — мальчишеский цвет, к тому же, мой любимый, — я удерживаю его взгляд и решительно приподнимаю подбородок.
Канье тяжело вздыхает, а затем внезапно ухмыляется и поднимает меня на руки, отчего я удивлённо вскрикиваю.
— Ну, раз это твой любимый цвет, то мы покрасим весь дом в голубой.
Смотря в его сияющие глаза, я улыбаюсь и понимаю, что это и есть рай. В руках мужчины, который сделает ради меня что угодно. Даже покрасит весь дом в голубой.
— Эм, — голос мамы возвращает меня из воспоминаний, и я поворачиваюсь к ней. — Ты в порядке, милая?