Ты - любовь
Шрифт:
— Вы прекрасно танцуете, — сказала Пенси.
Вместо ответа он крепче обнял ее; сквозь легкую золотистую ткань платья она чувствовала, как бьется его сердце.
Вдруг он сказал:
— В этом доме на крыше есть сад. Я достаточно хорошо знаю Лондон и хозяйку дома и уверяю вас, что не будет ничего неприличного в том, если мы с вами подымемся сейчас туда любоваться звездами. Пойдем!
Он взял ее под руку и повел наверх, даже не дождавшись ответа, точно все это, действительно, было в порядке вещей. Пенси все время улыбалась ему; она
В саду, на крыше, было очень свежо; железный барьер был искусно скрыт изгородью из розовых кустов; повсюду были расставлены низкие бамбуковые кресла, а на столе стояли напитки со льдом; льдинки тихо позвякивали о хрусталь.
— Не садитесь, пожалуйста! — попросил Борис. — Я хочу смотреть в ваши глаза; когда вы сидите, вы — такая маленькая!
Наверху над ними расстилалось сапфировое небо, и на нем, как бледные цветы, тускло мерцали звезды.
— Вы сказали, что хотите любоваться звездами, — прошептала Пенси.
— Конечно! Я так и делаю: откройте пошире ваши глаза! Вот так. — Борис рассмеялся. Потом он наклонился к ней и, глядя ей прямо в глаза, серьезно сказал: — Вот где мои звезды!
Наступило молчание, полное невысказанной нежности. Потом Борис тихо, но решительно сказал:
— Вы помолвлены, я знаю это. Но я имею такое же право на любовь, как и лорд Хайс! И я имею право спросить вас, потому что я люблю вас — нет-нет, не уходите, дайте мне сказать, ведь правда не принесет вам вреда! Счастливы ли вы? Повторяю, я это спрашиваю только потому, что люблю вас!
— Конечно, конечно… — задыхаясь, ответила Пенси; совершенно бессознательно она прижала руку к сердцу. Борис не сводил с нее испытующего взгляда.
— Если так, — медленно сказал он, — пойдемте вниз к вашему жениху. Видите ли, мне необходимо было узнать это!
Они спустились вниз. Борис, улыбаясь, любезно болтал о пустяках. Пенси показалось, что это совсем другой человек — не тот, который несколько минут назад так пылко шептал ей: «Ваши глаза — вот где мои звезды!»
— Вы совершенно необыкновенный человек, — сказала она. Борис быстро взглянул на нее и рассмеялся.
— Не думаю! — ответил он. — К счастью, нет. — Он попрощался с ней и с Хайсом и ушел. Пенси рассердилась: она испытывала неясное ощущение обиды и разочарования, в котором не могла разобраться.
— Ваш русский друг очень красивый юноша, — сказал Хайс, — я его где-то встречал раньше. Что он делает в Лондоне?
— Право, не знаю, — ответила Пенси и неожиданно спросила: — Где вы были сегодня, днем, Дикки? Я специально, чтобы встретиться с вами, поехала в Ренли, но вас там не было. И вы даже не потрудились оставить в клубе записку для меня! Что с вами случилось?
— Мне очень жаль, — сокрушенно начал Хайс; ему, действительно, стало стыдно. — Дело в том, что у меня были очень важные дела, я задержался и…
—
— Я знаю. Конечно, вы правы. Это было отвратительно с моей стороны. Простите, дорогая.
— У вас такой озабоченный вид! Вы знаете, я начинаю верить, что, кроме меня, у вас есть кто-нибудь еще, и вы были с ней!
Пенси говорила смеясь, но глаза ее испытывающе смотрели на Хайса. Ни один мускул не дрогнул в его лице; он был совершенно спокоен и улыбался. Пенси вдруг почувствовала себя разбитой и усталой; тоном маленького ребенка она спросила:
— Вы все-таки любите меня, дорогой? Потому что я не могла бы жить без вашей любви!
Совсем машинально, как бы отвечая на ее вопрос, Хайс крепко сжал ее руку, а в душе подумал:
«Какой я мерзавец! Какой я исключительный негодяй!..»
— Мне необходимы деньги, — очень тихим голосом сказала Стефания. — Я должна достать их!
Уроки верховой езды Дона, няня Дона, расходы по хозяйству — все это сразу нагромоздилось в огромную кучу долгов.
Раньше, когда был жив Лоринг, Стефания жила на небольшой процент от выигрышей, все остальные деньги она вкладывала в ценные бумаги.
Бенни, ковыляя и волоча ноги, втащился в комнату; его лицо перекосилось от боли, но он постарался улыбнуться жене.
— Что с тобой, милая? У тебя несколько усталый вид. Что-нибудь случилось? — тревожно спросил он.
— Самая обычная вещь, — резко ответила Стефания. — Долги!
Бенни неуклюже опустился в кресло; улыбка сбежала с его лица.
— Я знаю, — сказал он, — это ужасно!
Он достал папиросу, хотел закурить, но она выпала из его неуверенных пальцев и откатилась в сторону; он неловко попытался достать ее, потерял равновесие и упал. С подавленным восклицанием плохо скрытого возмущения, Стефания помогла ему встать. Он поднялся с мертвенно-бледным лицом.
— Я слышал, — глухо сказал он, — я не мог не слышать!
Стефания снова обернулась к нему, стараясь скрыть бессильный гнев и раздражение, которые внезапно охватили ее и которые так трудно было подавить.
— Бенни, — твердо сказала она, — прости, я не могла удержаться. У меня вырвалось это невольно. Я так измучилась за последнее время! Но, дорогой, ты ведь знаешь, что я не такая плохая, как кажется. Прости меня!
— Простить тебя, — мучительно краснея пробормотал Бенни, — но мне нечего тебе прощать! Ведь я — огромная обуза, губящая всякий проблеск радости в твоей жизни, тяжелый груз, погубивший всю твою молодость! О, если бы я мог получить хоть какую-нибудь службу. Должность секретаря, например, или что-нибудь в этом роде. Я знаю языки и сумел бы справиться с такой работой. О, если бы я мог оплатить хотя бы свое содержание! Этим я хоть немного помог бы тебе. Тебе нужно было бы на время уехать, дорогая; выезжать, веселиться… Ах, Боже мой! Зачем такие калеки, как я, живут?!