Ты меня больше не любишь?
Шрифт:
Звонок между тем трещал непрерывно, усилился и стук. Казалось, что дверь вот-вот сорвется с петель…
– Ну почему они не открывают? Взламывайте! – Черепашка дергала Алешу за рукав. – Чего вы медлите?! Они же ее сейчас убьют!
Алеша посмотрел на отца, тот кивнул. И тогда Алеша, отступив назад три шага, с разбегу впечатался в дверь. Как раз в этот момент она распахнулась, и Алеша ввалился в полутемную прихожую. Черепашка, ловко перепрыгнув через него и оттолкнув долговязого, с длинными черными волосами мужчину, кинулась в квартиру.
– Лицом к стене, руки за голову! – скомандовал Пал Палыч, приставляя к голове Виктора дуло пистолета.
– Люська! –
– Лу! – тихо вскрикнула Черепашка.
– Ну слава богу! – не смог сдержать радости Пал Палыч. – Ты держи этого, – скомандовал он сыну, – а я со вторым разберусь!
Увидев на пороге незнакомого мужчину в милицейской форме и с пистолетом в руке, Лу сразу поняла, что это отец Алеши. Она еще крепче прижалась к Черепашке и шепнула ей на ухо:
– Милая… Какая же ты…
Но в этот момент раздался грозный окрик Пал Палыча:
– Встать!
Гарик Ильич будто бы нехотя поднялся на ноги. Казалось, что каждое движение стоит ему огромных, просто нечеловеческих усилий. Все то время, пока Пал Палыч разбирался в прихожей с Виктором, Гарик Ильич сидел неподвижно, обхватив руками голову. Он словно впал в какое-то оцепенение.
– К стене подошел! – продолжал свое дело Пал Палыч, наставляя на бандита пистолет. – Повернулся к стене лицом! Руки за голову!
Гарик Ильич не сопротивлялся.
– Ты как? – обратился наконец Пал Палыч к Лу.
– Все нормально, – опустила голову девушка.
Внезапно она все вспомнила. Вспомнила, как предательски поступила по отношению к Черепашке, как ужасно вела себя с Алешей, как называла его сыном мента. А они ради нее… Лу почувствовала, как к горлу подкатывает обжигающий ком. Дыхание перехватило, и в следующую секунду девушка опустилась на корточки и, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд.
– Пусть поплачет. – Пал Палыч жестом остановил Черепашку. – Она слишком много сегодня пережила.
Но Пал Палыч даже не догадывался, насколько его слова соответствовали истине.
Волосы Лу спутались и прилипли к мокрым щекам. Она исступленно мотала головой, колотя об пол кулаками:
– Если бы ты знала, Люська, какая я дрянь! Если бы ты только знала!
– Алексей! – выкрикнул Пал Палыч. – Давай сюда этого.
И когда сын ввел в комнату согнутого пополам и с заломленными за спину руками Виктора, приказал:
– Бери девушек и в машину!
…Они сидели на кухне втроем – Черепашка, Люся и Алеша. Алеша взахлеб рассказывал девушкам захватывающую историю о том, что Гарик Ильич оказался чуть ли не главарем одной из преступных группировок и что за ним уже, оказывается, давно шла охота, только никак не могли поймать его с поличным.
– Короче, этому Виктору светит года три, не меньше. За незаконное лишение свободы… Он же тебя запер и удерживал насильно, понимаешь? – обратился он к Лу.
– Понимаю, – кивнула та.
Теперь, по прошествии трех дней, ей казалось, что все это произошло не с ней.
– А может, если ты грамотно дашь показания, ему еще пришьют попытку изнасилования, – продолжал со знанием дела Алеша.
– Да не было никакой такой попытки, – возразила Лу.
– Но ведь могла быть! – не сдавался Алеша. – А если бы мы не приехали? Или в пробку попали? Что бы они тогда с тобой сделали?
– Прекрати, – попросила Черепашка. – Давайте забудем обо всем этом как о кошмарном сне.
– Об этом-то я готова забыть. – Лу подняла на подругу свои большие черные глаза. – А вот о том, что я…
– Опять
– Ты меня правда простила? – Лу не спускала с Черепашки глаз.
Люся провела рукой по ее голове:
– Горе ты мое луковое! Куда ж я без тебя денусь?
– Предлагаю отпраздновать всеобщее примирение, а также победу над преступным миром! – резво вскочил на ноги Алеша. – Собирайтесь, девчонки!
Лу, если честно, хотелось побыть вдвоем с Черепашкой. Ведь ей еще так много нужно было рассказать. И как это случалось уже не раз, мысли подруг совпали.
«Конечно, Алеша хороший парень. Очень даже хороший. И если бы не он и не Пал Палыч… Страшно подумать, что тогда могло бы случиться. Но почему же тогда меня так тяготит его присутствие? – задавала себе мысленный вопрос Люся. – Может быть, я просто соскучилась по Лу? И Алеша получился как бы третьим лишним? Нет. – Черепашке даже показалось, что она сказала это вслух. – Нет, похоже, все дело в том, что я и он…»
– Алеша прав! – вдруг неожиданно для самой себя стукнула ладошкой по столу Черепашка. – Нечего тут сидеть и киснуть! Уж торт и шампанское мы как-никак заслужили!
– Насчет шампанского я пас! – хихикнула Лу. – А от тортика с пепси не откажусь!
– Каждому свое, – философски заметил Алеша.
Через пять минут все трое шагали к автобусной остановке…
…Вот уже в который раз перечитывала Каркуша это письмо. От старости бумага пожелтела, а на сгибах кое-где даже порвалась. Письмо содержало массу орфографических ошибок, а если говорить о знаках препинания, то из них в письме имелись одни лишь точки. Запятые, тире, двоеточия, а также вопросительные и восклицательные знаки отсутствовали напрочь.
Но Каркушу не волновала орфография. Ее волновал, и волновал до слез, смысл письма. Сердце девушки колотилось так, что каждый его удар отдавался в висках, горле и даже в ушах. Но, как ни старалась Катя уговорить себя, что девочка, о которой говорилось в письме, не имеет к ней, Кате Андреевой, никакого отношения, внутренний голос упрямо и безжалостно твердил: это о тебе, о тебе, о тебе!
Письмо было адресовано Катиной маме, и речь в нем шла о некоей Нюре и ее ребенке. Ребенком была девочка, которая родилась семимесячной и очень слабенькой. А потому ее сразу «положили под колпак». Катя не имела представления о том, что это за колпак такой, но догадывалась, что речь идет о каком-то медицинском оборудовании. Далее говорилось, что сама Нюра на третий день после родов умерла. Потом автор письма, а им, судя по интонации, была женщина, сообщала, что перед смертью Нюра открылась и рассказала, что отцом ребенка является Андрей Андреев (это были имя и фамилия Катиного папы) и что если папаша не пожелает усыновить свою собственную дочь, которую, согласно последней воле ее матери, назвали Катенькой, то ее отдадут в Дом малютки. Еще женщина, писавшая письмо (подписи, кстати, под ним не стояло), говорила, что Нюра познакомилась с Андреем, когда тот приезжал в их город на практику. Общий тон письма нельзя было назвать агрессивным, но некоторый упрек между его строк все же сквозил. Заканчивалось письмо ультиматумом: Катины родители должны определиться в кратчайшие сроки, берут они «сиротку на свое попечение или нет». Если не берут, то девочку передадут в Дом малютки. А если берут, то пусть напишут об этом автору письма. Далее следовал адрес. А вместо имени почему-то всего лишь две буквы О. М.