Ты — Меня
Шрифт:
— Помогите! — крикнул он в пустоту. В ответ кукла красной баронессы залилась блудным смехом и принялась обрастать волосами. Где-то далеко из внешнего мира послышался звук приближающегося поезда. Щеки куклы надулись, и сама она приняла неправильную форму астероида — спутника Марса Фобоса.
— Уйди отсюда прочь, тварь! — завизжал Паша, но было уже поздно. Превратившись в сплошной клок шерсти, голова разлетелась на части, и тут же десятки огоньков перемешались. Откуда-то из иных миров появились армады дымовых привидений и принялись хватать огоньки, унося их с собой. Огоньки пытались вырваться,
— Вы обманщики! — крикнул Паша, и внезапно его голос отразился в пустоте и содрогнул это лишенное жизни пространство.
— Вы только отражение жизни! — крикнул он вслед дымовым призракам, уносящим огоньки. — Оставьте их здесь!
Один из призраков повиновался Пашиному приказу и вернул огонек обратно. Немного полежав, тот вновь разгорелся и радостно заметался.
Собрав все свои последние силы, Паша оторвался от земли. Лавируя между сотнями летающих дымовых призраков, он принялся возвращать огоньки в пространство бытия.
…Пораженные взрывной волной, оглушенные люди постепенно выбирались из объятой дымом и паникой станции метро. Сраженные и подавленные, они не обращали внимания на тех, чьи огоньки уже никогда не вернутся в свои обезображенные тела.
Паша же ради спасения предал свою душу пустоте и за мгновения до своего разрушения поклялся преследовать красную баронессу всюду, где только может существовать энергия.
Бабушка Аня
Завершив учебный год с хорошими оценками, Наташа, как всегда, отправлялась на лето в деревню к бабушке. Закончив уже восемь классов, она была абсолютно самостоятельной девочкой, поэтому просто собрала все нужное в свой походный рюкзак и с первыми лучами солнца пешком отправилась к витебскому автовокзалу.
Петляя между пятиэтажных «хрущевок» с облезлой штукатуркой, она вышла к площадке с автобусами. Перебежав дорогу, девочка попала на территорию этой областной базы автотранспорта. Несмотря на столь ранний час, возле билетных касс и на платформах околачивались люди. Туда-сюда ездили автобусы самых разных цветов и моделей.
Встав возле входа, она запрокинула голову вверх, слегка прищурившись, посмотрела на вывеску «Витебск» на башенке и, улыбнувшись, прошептала: «Пока, мой любимый город! Приеду обратно через месяц».
Открыв тяжелую деревянную дверь, покрытую давно облупившейся желтой краской, Наташа зашла в полумрачное помещение автовокзала. Пахло пирожками с капустой, сыростью, человеческим потом и черт знает чем еще. Справа, как обычно, стояла какая-то нищая старуха, завернутая, несмотря на теплую погоду, в пуховый платок. Она вытягивала вперед короткую руку, в которой держала грязный полиэтиленовый пакетик для милостыни. Наташа прошла мимо, стараясь не глядеть в сторону нищенки. Внутри людей было значительно больше, чем снаружи. Они сидели на старых, исцарапанных матерными словами и бесчисленными именами скамейках. Кто-то спал, другие же пили пиво и лузгали семечки, сплевывая шелуху прямо на пол. Подойдя к окошку билетной кассы, девочка сказала:
— Мне, пожалуйста, билет до Крынок…
Затем она протянула несколько мятых купюр в окошко и надменно улыбнулась толстощекой и вульгарно накрашенной продавщице. Получив сдачу и крохотный билетик, она направилась ко второй платформе, где уже шатались без дела другие пассажиры районного рейсового автобуса. Среди них — умиротворенные пенсионеры, грустные граждане среднего возраста с кучей баулов и какие-то молодые люди в спортивных костюмах. Последние старались выглядеть крутыми и постоянно то курили сигареты, то плевались мимо мусорки.
Один из них, в белой кепке и с рассеченной бровью, осмотрел Наташу с ног до головы и, вероятно, не найдя в ней ничего для себя интересного, вернулся к разговору в своей компании. Девочка же положила свой рюкзачок на поломанную лавку и принялась разглядывать хмурые «икарусы» и вместительные «лиазы», которые то приезжали, то уезжали восвояси.
Вскоре к платформе подъехал старый «икарус», из кабины которого выскочил высокий худощавый водитель. Взяв в руки кипу каких-то бумажек, он направился в диспетчерскую. Люди же, вдыхая свежую порцию выхлопных газов, спешно запрыгивали в автобус, стараясь занять места у окон ради удовольствия лицезреть давно знакомые пейзажи.
Наташа последней зашла в полупустой салон и по привычке последовала на заднюю площадку заняв обитое порванным дерматином кресло.
Вскоре автобус тронулся и направился за город, петляя по узким улицам и оставляя позади дома с запотевшими окнами, грустных людей и периодически шныряющих по дворам бездомных собак.
По пути автобус тормозил рядом с навесами иллюзорных остановок, от которых остались лишь кирпичные развалины, подбирал странного вида пассажиров и уступал дорогу мчащимся по областным магистралям легковым автомобилям. Пройдет еще двадцать минут, и он откроет свои двери напротив таблички «Крынки». Потом — два километра по песчаной дороге и первые покосившиеся деревянные дома деревни вместе с приятным запахом дров и сырости.
В мечтах о грядущем отдыхе Наташа не заметила, как быстро пролетело время, и вот уже перед ее взором встает знакомое кукурузное поле с бесхозной водонапорной башней, покрытой обширными пятнами ржавчины.
Опомнившись, Наташа подскочила, легким, парящим шагом подбежала к невозмутимому водителю и своим уже не детским, но по-прежнему робким голосом произнесла:
— Возле Крынок остановите, пожалуйста…
Водитель в ответ кивнул головой и слегка притормозил. Вскоре передняя дверь автобуса открылась, и Наташа спрыгнула на придорожную обочину. Помахав на прощание рукой водителю, она побрела по песчаной дороге, окаймленной с обеих сторон густым хвойным лесом.
Вскоре на горизонте показались первые хатки, и вместе с запахом гнили в воздух ненароком проникли ароматы тлеющих березовых углей. Казалось бы, после долгой дороги Наташа должна была устать, но вид родной деревни будто открыл в ней кладезь неизведанных сил.
Шагая по центральной улице, Наталья разглядывала хатки. Во многих еще теплился свет — значит жизнь еще не покинула эти ветхие домашние очаги. А некоторые хаты были заколочены досками, и лишь один их внешний вид внушал подсознательный страх.