Ты — Меня

Диченко Андрей

— Такими даже жопу подтирать, простите, стыдно! — произнес лысый и засмеялся. Остальные напряженно молчали. Неловкую паузу прервала девушка. Поднявшись из-за стола и представ перед присутствующими во всей своей красе, она элегантно подошла к молодому человеку и ударила его кулаком по лицу. Голова его, словно воздушный шарик, дернулась вправо. Пока девушка потирала кулак, парень облизнул выступивший сгусток крови и, подняв голову, посмотрел ей прямо в глаза. Лицо его озарилось кровавой улыбкой.

— Не вижу поводов

для веселья, юноша! — после этих слов девушка села обратно за стол и, сделав вид, что никого, кроме членов комиссии, здесь нет, произнесла:

— Что будем делать с этим говном?

Лысый, явно симпатизируя молодой участнице закрытых процессов, высказался первым:

— Наша комиссия создана не просто так. Достойных авторов великих произведений мы награждаем почетным расстрелом в подвале. Ну а это — это просто оскорбление нашего великого гражданского общества, нашей великой свободной мысли…

Лысого прервал своей речью ведущий протокол секретарь комиссии:

— В общем, я записываю, что Иванова Сергея Степановича мы лишаем гражданства, а также права проживания в государстве. — Сделав несколько простых записей и поставив точку в протоколе, все четверо услышали плачевный всхлип прикованного молодого человека.

— Это ж какую наглость надо иметь, чтобы нести на рассмотрение комиссии такое… — возмущенно произнесла пожилая женщина. Она встала и, накинув на себя черное кожаное пальто, скрывающее ее грузную фигуру, задвинула свой стул под стол.

— Времена такие нынче пошли, сами понимаете. Да и приговорили мы многих по заслугам. А это… — девушка кивнула на плачущего юношу, — это вообще вырожденцы.

Вскоре все четыре человека покинули заседание комиссии. Вместо них зашел крепко сложенный солдат и, с презрением посмотрев на Иванова, освободил его от наручников. Иванов же неожиданно вскочил и, сжав руки в кулаки, принялся выть, словно обиженный старшими детсадовец. Солдат молча ударил его прикладом винтовки в грудь. Иванов с грохотом упал, оставляя на полу блеклые капли крови.

— Веревку и мыло. Ну, или лезвие… Короче, заберешь на КПП. Там осведомлены. — Напоследок солдат пнул берцем в бок опального поэта. Прежде чем уйти из помещения, солдат посмотрел на портрет Патриарха и перекрестился. — Только в лес далеко не иди, впадлу тебя тащить потом оттуда, мудак…

Солдат захлопнул дверь. Иванов продолжал лежать, наверное, так до конца и не осознав своей позорной участи.

* * *

«12 января 2021. Шесть лет как меня сослали в Бийск…»

Кирилл делал записи в своем дневнике каждый день, как приехал в этот сибирский город вместе со своей возлюбленной. Было утро. Возлюбленная уже два часа как работала на заводе, а Кирилл продолжал писать.

«Вынужденное мое нахождение в этой творческой клоаке должно подойти к своему финалу»

Поставив последнее многоточие, он захлопнул тетрадку и закурил. Стряхивая пепел в жестяную банку из-под кофе, Кирилл рассуждал о том, какие произведения он понесет на рассмотрение строгой комиссии и что ему лучше потом сделать: повеситься или вскрыть себе вены в лесу. Или просто замерзнуть.

— Это Алтай, милый. Тут по ночам минус 52 бывает, — говорила ему Снежана, когда они впервые въехали в заплесневевшую хрущевку и грелись возле чуть теплой батареи.

Когда-то Бийск был наукоградом, и в стенах секретных лабораторий ведущие умы давно забытой страны проектировали ракеты в подарок далекому и страшному врагу. Потом оказалось, что страна переполнена врагами внутренними, а не внешними, и Бийск сделали городом для людей, что словами своими могли донести ноту протеста в аморфные массы.

До окончания срока оставалось несколько дней. Если Кирилл ничего не предоставит комиссии, то его могут списать как «ненужный человеческий материал» с позорным штампом «заподозрен в поэтических делах».

Быть полным изгоем он не хотел, а свои поэтические творения представить на суд рыцарей общественной морали не решался.

— Не ходи туда… Давай убежим… — говорила Снежана, когда, лежа в кровати, они смотрели в потолок и слушали, как ветер лютовал за окном, перемещая ежесекундно тонны снега по гористой местности Южной Сибири. Но им не скрыться от беспристрастных камер и вездесущих спутников. Каждый в поле зрения системы.

Кирилл будто чувствовал свое предназначение. Поэтому он собрал исписанные листы в косую линейку и аккуратно сложил их в конверт.

Через несколько часов Снежана приедет на обед. Возможно, что к этому времени Кирилла уже не будет в живых.

Он снял с полки запыленную толстую книгу и открыл. Между страниц было спрятано тонкое лезвие. Оно заманчиво блестело в лучах скупого утреннего солнца. Кирилл аккуратно взял лезвие и выцарапал имя своей возлюбленной на столе. Затем он порезал ладонь и пальцем вывел на древесине кровавое сердечко. Рука кровоточила, а Кирилл дул на рисунок. Кровь на столе почти высохла.

Наспех забинтовав руку, поэт надел на голову шапку, затем накинул пальто. До ближайшего отдела по культуре и пропаганде было метров двести. Кирилл часто проходил быстрым шагом мимо этого здания с красной дверью, натыкаясь на взоры подобных себе ссыльных сограждан. Все проходили мимо, и никто не заходил внутрь. По затравленным взглядам он легко определял, где свои, а где — почтенные чиновники и бравые солдаты.

Шагая по улице, он щурился, когда суровый сухой ветер дул ему в лицо. Мимо него мелькали прохожие, но они будто не замечали ничего происходящего вокруг и старались как можно быстрее спрятаться от пробирающего до самых костей холода.