Ты мое дыхание

Яфор Анна

Несколько раз порывался отправиться к ней. Прижать к себе, заглянуть в глаза и все выведать. Любой ценой. Но что-то останавливало. Я боялся. Боялся того, что действительно стану давить на нее, требуя то, чего Ника не хочет или к чему не готова. Боялся понять, что все случившееся было игрой. А теперь эта игра подошла к концу, а я не просто подпустил девушку слишком близко: позволил ей поселиться у меня под кожей. Врасти в меня, став моей частью. Теперь — ни выдрать, ни отпустить. И что делать дальше, если всему наступает конец?

Меня будто швырнуло в прошлое, где подобное уже случалось. Где самое важное в жизни чувство оказалось совершенно бессмысленным и ненужным. Но только

тогда мне казалось, что вместе с любовью уходит весь смысл существования. Теперь я знал, что это не так. Время оказалось мудрейшим учителем, хоть и уроки его принесли немало боли. Но я знал, что справлюсь, какой бы ни оказалась действительность. А еще знал то, что не имею права спешить. Если это сделала Ника, выбирая не нас двоих, а свои страхи, переживания и смятение, то у меня тем более не было такого права. Я должен был хотя бы попытаться выстоять и сохранить то, что было для меня дорого. Разобраться во всем. Возможно не сразу, но найти какой-то выход. Иначе… иначе напрасны были все эти прожитые годы, и я так ничему и не научился.

Она просила дать ей время? Что же, пусть будет так. Мне безумно не хотелось никуда лететь, да и вообще долгожданный контракт действительно стал совершенно неважным, но это была возможность побыть вдали от нее. Так далеко, чтобы не поддаваться соблазнам устроить встречу. Подождать… какого-то спасительного решения или полного краха. О последнем даже думать было невыносимо, но я понимал, что от этого не застрахован.

А может и мне на расстоянии все покажется другим? Чувства утихнут или хотя бы не будут настолько сильно жалить, и я пойму, что на Нике Романовой не сошелся клином белый свет. И просто буду жить дальше, как жил до встречи с ней. Найду свою Псих'e…

Но эта мысль почему-то не доставила никакой радости. Я ощущал себя предателем в каком-то смысле, но больше не стремился найти ту, которой писал столько лет. И даже не мог ответить самому себе, хочу ли вообще увидеться с ней. Остался ли в этом хоть какой-то смысл. Может быть, пусть Психея останется в сказке, которую мы с ней придумали? Сладким воспоминанием. Красивым сном, от которого жалко просыпаться, но все же пробуждение неизбежно. Мне нужна была лишь одна-единственная женщина, а заменять ее кем-то другим, пусть даже самым лучшим, я не собирался.

Несмотря на позднее время, я достал телефон и набрал номер секретарши.

— Вера, закажи мне билет в Каламату. Да, я знаю про пересадки. Найди самый ближайший рейс.

Уже сутки спустя я стоял под скалами, нависающими над пляжем Фонеас, и смотрел на распростертое передо мной изумрудное море и словно вырисованные на горизонте в роскошной оправе земли и воды горы. Великолепие, царственность, безмятежность — эти слова были слишком пафосны, но другие мало подходили сюда. Потрясающая видимость далеко-далеко вперед, контрастный, величавый и бескрайний пейзаж, будто тысячи лет назад.

Я переживал чувство, наверно, сродни тому, что испытывает космонавт, ступивший на неведомую планету под небом, что не знало ни пыли, ни облаков. В такие места невозможно не влюбиться — и одновременно нельзя не испытывать какой-то благоговейный ужас перед ними.

Еще в отеле я отправил письмо Псих'e. Последнее письмо. Теперь она представлялась чем-то очень далеким, словно находилась не в пространстве или времени, а в каком-то другом измерении, даже не имеющем названия. Потом прошелся по площади, на которой толпились гуляющие, задержался у столиков открытых кафе. Сам не знаю, зачем. Есть не хотелось, но витающий в воздухе шелестящий говор чем-то привлекал меня. Возможно, чувством принадлежности к этому миру, я слышал голоса и как будто ощущал себя живым, хотя не понимал ни слова. Но, может, именно в этом и была прелесть?

Направился в сторону моря, рассматривая зеленые склоны и втягивая в себя удивительно чистый, какой-то совершенно необыкновенный воздух. Невообразимо причудливый, почти волшебный пейзаж пляжа был настолько прекрасным, что казался ненастоящим. Долгожданная и благословенная неизвестность, отрезвляющее одиночество Алисы, направляющейся в Страну чудес.

Невольно подумал о том, как хорошо было бы, если бы Ника находилась рядом. Насколько иначе я чувствовал бы себя. Восхищался бы всей этой красотой вместе с ней. Любовался бы изумрудной, искрящейся водой, все цвета которой переливались, создавая великолепную картину, увековечить которую не прочь был бы любой живописец.

А потом мы вошли бы с ней в эти воды, отрешаясь от всего мира, погружаясь в их лазурную глубину и друг в друга. Услаждаясь этими бесконечными и потрясающими мгновеньями.

Как же мне не хватало ее! Глаз, с любовью устремленных на меня, ласковых рук, теплых объятий. Страсти, которая сводила с ума. Дурманящего, соблазняющего шепота. Я хотел, чтобы она была рядом, именно здесь, где мир, казалось, создан для того, чтобы дарить наслаждение. Хотел наслаждаться ею. Сейчас. Всегда.

Но Ника была невероятно далеко, и не только расстояние разделяло нас. Непонимание и недоговоренность были куда страшнее, я слишком хорошо знал, что не существует даже самых быстроходных лайнеров, что могли бы преодолеть эти преграды. И вообще не представлял, как можно справиться с ними.

Несколько раз за эти сутки порывался позвонить, написать, но тут же останавливал себя. Она ведь попросила не давить на нее. Я и не собирался. Предпочел бы вообще не напоминать о себе, пока Ника сама не захочет встречи. Вот только случится ли это когда-нибудь?

Поднял с земли небольшой плоский, обкатанный волнами камешек, запуская его по поверхности воды, и загадал, что, если наберу десятку «блинчиков», все будет хорошо. Дурацкая попытка успокоить самого себя, как будто от этой детской забавы что-то в действительности могло зависеть. Камень запрыгал по волнам, а я впился в него глазами, отмечая каждый шлепок. Пять, шесть, семь, восемь… На девятке он как будто завис, погружаясь в воду, и я был уверен, что это конец, но потом словно какая-то сила вытолкнула его обратно, и я рассмеялся, как мальчишка, продолжая считать теперь уже вслух. Десять, одиннадцать, двенадцать… Солнце коснулось своими лучами воды, и она заискрила, и в этой светящейся лазури мой камешек стал почти невидим. Но я успел различить еще несколько прыжков. Пятнадцать, шестнадцать… Легкий ветерок коснулся лица, невесомо сдувая усталость. Девятнадцать, двадцать… Я на мгновенье закрыл глаза, делая глубокий вдох, а потом начал медленно раздеваться.

Глава 37

После бессонной ночи и измучивших меня переживаний рассчитывать на то, что удастся сосредоточиться на лекциях, не приходилось. Я перебрала огромное количество вариантов, но так и не нашла разгадку, а в голове получилась совершеннейшая каша.

И еще я соскучилась. Так сильно соскучилась по Матвею, что не могла думать ни о чем другом. Продолжала ревновать, обижаться, злиться — и при этом больше всего на свете хотела быть рядом.

Мне до физической боли не хватало его, будто вырвали из груди часть сердца, выдрали, оставляя вместо нее зияющую рану. Понимала, что виновата сама, останься я у него дома и дождись мужчину, сейчас все могло бы быть иначе. Он бы объяснил, если бы я набралась смелости признаться.