Шрифт:
Глава 1
Вьюга на улице, холод в душе.
Грусть, одиночество, голод…
Белой зиме, льдов седых госпоже,
Выброшен сердца осколок.
Где-то за гранью осталась вся жизнь,
Здесь – лишь подобие тени.
Мордою к снегу теснее прижмись,
Стон свой сдержи, прими бремя.
– Виновен! – громовой голос Верховного вознёсся к высоким сводам судилища.
Разряд молнии, и вот уже вместо обвиняемого на мраморном полу скорчился израненный и местами ободранный волк.
– Отправляешься в Верхний
Ослепительная вспышка, тошнотворный вихрь перемещения и падение измученного страданиями тела со скалистого заледеневшего обрыва.
Кровь… Много крови… Горячей, оставляющей красные ожоги на белом снегу.
Боль. Нестерпимая физическая и душевная мука. Навсегда…
Обречённость. Не вырваться, не вернуться.
Одиночество. Демон в волчьей шкуре, которого никогда не примут ни люди, ни волки.
Альфен кое-как встал на дрожащие, содранные об острые камни лапы и сделал пару неуверенных шагов. Тело слушалось плохо.
Надо идти. Выжить любыми способами, есть жизнь – есть шанс. Призрачный, но всё же…
Шаг, ещё шаг. Отдохнуть, пересилить боль. Снова шаг на подгибающихся ногах, к лесу, к жизни.
Красные капли окаймляли неверную дорожку волчьих следов. По этому узору любой сможет выследить ослабленную жертву. Но думать об этом не имеет смысла. Думать нужно только о настоящем.
Вот уже и опушка, но сил не осталось сделать даже шаг. Ползти, ползти, подволакивая отнимающиеся задние лапы, зубами вгрызаясь в мёрзлую землю. Вперёд. Ещё немного. Ещё пару сверхдемонических усилий.
Да! Он сделал это! Вот эта прекрасная старая ель, опустившая свои густые игольчатые ветви к самой земле. Здесь можно отлежаться и зализать раны. Уснуть…
Альфен очнулся от несильного удара снега, съехавшего с нижней ветки. Открыв мутные глаза, он провёл языком по окровавленной морде. Как же хочется пить!
Волк неуверенно лизнул колючий снег несколько раз. Жажда не прошла, но разум прояснился. Раны. Нужно зализать раны. Очистить язвы от грязи, не дать попасть инфекции в кровь.
Инстинкт животного, в теле которого оказался молодой демон, требовал немедленного действия. Альфен, превозмогая боль, провёл языком по ране на передней лапе. Рот сразу наполнился тяжёлым металлическим вкусом крови и кусочками шерсти. Нельзя останавливаться ни на миг. Несмотря на усталость, голод и отвратительный вкус. Засохшая кровь царапала язык, от запаха тошнило, но Альфен с упрямой монотонностью водил языком по ранам. Если он не сделает этого, то раны загноятся, а это плохой исход.
Вконец обессиленный, волк снова погрузился в омут бессознательности. Несколько часов липкого бредового сна, не дающего отдыха, но примиряющего с неизбежностью. Он – зверь. Обычный с виду зверь, которых в Верхнем мире сотни тысяч. Но его разум особенный. Он не позволит скатиться Альфену до полубезумного животного состояния. Он будет бороться за жизнь, но не станет убивать ради забавы. Никогда.
Альфен опустил взгляд на покалеченные лапы. Раны горели, малейшее движение причиняло боль, но он чувствовал, что сможет их залечить. Вот только бы поесть… А в таком состоянии о еде даже думать не приходится. Он снова лизнул
Снова в сознание Альфен пришёл через несколько часов. Солнце уверенно склонилось к горизонту, мороз усилился, с радостной жадностью кусая открытые раны. Желудок болезненно сжимался от пустоты, издавая просящие мольбы хозяину. Но Альфен не мог себе помочь. Сил совсем не было. Холод прожигал тело, мокрая шерсть совершенно не спасала от мороза: местами выдранная с мясом, местами липкая от крови. Альфен попытался свернуться, чтобы хоть как-то сэкономить тепло. Тело отозвалось стреляющей болью, лапы не слушались. Альфен тяжело выдохнул. Еда, нужна еда. Хоть какая-то… хоть немного.
И боги сжалились над несчастным. Чуткие уши зверя уловили писк. Альфен замер. Возле его гостеприимной ели парочка белок затеяла отчаянную возню за шишку. Они, сцепившись в клубок, ожесточённо рвали друг друга, не замечая ничего вокруг. Резкий бросок из последних сил – и грызуны оказались в пасти голодного хищника. Альфен проглотил их, не разжёвывая, чуть не подавившись от жадности. Желудок жалобно рыкнул, прося ещё. Но больше глупых белок поблизости не было.
Сколько там было еды для такого крупного хищника? Но и эта подачка судьбы оказала Альфену неоценимую помощь. Внутри поселился слабый огонёк возвращающейся жизни.
И снова сон вперемешку с бредом и лихорадкой. Воспоминания о прошлой жизни, страх, боль – всё смешалось в один ком.
Следующий раз глаза открылись, когда над горизонтом несмело пробивалась сквозь морозную мглу розоватая полоска зари. Ещё не уверенная, но неотвратимо наступающая на ночные сумерки. Деревья трещали и поскрипывали от мороза, как это бывает в холодное январское утро перед самым восходом. Начинался новый день, который вселял осторожную надежду на будущее. Альфен втянул полной грудью колючий воздух и поперхнулся от его леденящей свежести. По телу тут же пробежала лихорадочная дрожь, дыхание сбилось. Альфен судорожно закашлялся.
Волк накрыл нос лапой, чтобы не пускать внутрь морозный воздух, пытаясь справиться с этим приступом холода.
Дыхание, хоть и с трудом, удалось выровнять. За ночь мышцы совсем одеревенели, раны, хоть и начали затягиваться, болели не меньше. Альфен вздохнул. Состояние его было всё ещё плачевно, но внутренний холод начал отступать. Волк осторожно, чтобы не разбередить слегка затянувшиеся раны, начал лапой выгребать из-под себя подтаявший от тепла живого тела снег. На его счастье ель только с одной стороны имела густые ветви, поэтому под деревом обнаружились не только сброшенные хвоинки, но и пучок жёлто-зелёной травы, которую Альфен начал выгрызать из-под снега. Трава и еловые горьковатые хвоинки – это не еда, это лекарство. Неприятное, не очень эффективное, но всё же. Волк грыз и грыз заиндевевшую траву, надеясь, что хоть что-то целебное в ней имеется. Желудок возмущённо урчал, обманутый в ожиданиях. Он хотел сытной мясной пищи, а не этой растительной дряни. Но надо, надо…