Ты — моя мечта
Шрифт:
— Рома, я дам тебе пару дней на сборы, сам поговорю с твоим деканом, тебе останется только написать заявление на академический отпуск.
— Хорошо. Ты мне сообщишь новости, как только что-то станет известно?
Мужчина понял сына без лишних уточнений:
— Конечно. Я всё время буду с тобой на связи. Команда специалистов уже ждет тебя, — говоря это, он не смотрел на парня, впервые испытывая нечто вроде чувства стыда за то, что помещает сына пусть и в дорогую, но всё же лечебницу, будто душевнобольного или какое-то неразумное существо. — Это ненадолго,
— Что он хочет?
— Мой гольф-клуб…
— Зачем он ему? Он ведь не приносит много прибыли.
— Престиж… Захотел себе дорогую игрушку для солидных дядей…
— Извини, отец, — Рома виновато опустил голову.
— Ладно, сын, разберемся. Надеюсь, всё это будет для тебя уроком, и в будущем подобного не повторится.
Роман собрался буквально за день: заехал в универ, написал нужное заявление, поговорил с Артемом и попросил друга присматривать за Алиной, а потом метнулся «На Фестивальную», чтобы попрощаться с друзьями и оставить им Чаплина.
Ребята не хотели отпускать парня просто так, поэтому вечером вся компания, включая Артема, собралась погонять шары, попить пиво и подбодрить парня, так как были в курсе всей истории. У Ромы настроение было, мягко говоря, не праздничным, он не хотел оставлять Алину в такой момент, да и неопределенность в их отношениях лежала на душе парня тяжким грузом. О том, что ждет его самого в этой клинике, он старался не думать.
Роман с улыбкой вспомнил, как удивился его брат, узнав об отъезде парня. Видимо, тот надеялся, что Рома как всегда проявит свой настырный характер и не согласится на просьбу отца, и это станет отличным поводом напоминать последнему про ненадежность младшего сына и даст возможность играть на страхе старика о наркозависимости его отпрыска.
Через два дня Рома улетел в Швейцарию.
Алина как добросовестный часовой проводила всё время в коридоре возле реанимационного блока, только на пару часов уезжая домой покушать и позаботиться о коте. Спала тут же на стуле, каждую минуту опасаясь, что её могут выгнать. Но видимо медицинский персонал, помня о громких связях девушки, не решался её трогать. Алина больше не плакала, слез, как ни странно, не было, но много молилась, вспоминая все слова, которым её учила бабушка, а иногда добавляя что-то и от себя. За это время она так похудела, осунулась, что напоминала собой не цветущую юную девушку, а скорее худощавого подростка.
Состояние бабушки понемногу улучшалось, поэтому на пятый день ее перевели в палату интенсивной терапии, и Алине было разрешено одно посещение продолжительностью не больше пяти минут. Правда, лечащий врач по-прежнему не хотел обнадеживать девушку, говоря, что кризис ещё не миновал, и им остается только ждать.
Когда Алина зашла в палату, с трудом сдержалась, чтобы не обнять хрупкое тело пожилой женщины, обвитое трубками и датчиками. Ей показалось, что за время болезни её бабушка постарела лет на двадцать
Девушка вспомнила, как в детстве гладила морщинистые руки пожилой женщины, которые с такой любовью обнимали её, и говорила, что у бабули очень нежная кожа и ей непременно хочется иметь такую же, а бабушка в ответ только смеялась и называла глупышкой.
Алина опустилась на колени и прижалась губами к родной ладони, которая сейчас пахла лекарствами, а не кремом для рук, который бабушка так любила. В этот момент женщина открыла глаза и заплетающимся языком позвала:
— Алиночка...
— О, бабушка, дорогая… — девушка не смогла сдержать слез радости. — Тебе нельзя говорить, береги силы. Я сейчас позову врача.
Но женщина слегка сжала руку внучки, останавливая её, и что-то проговорила.
— Что? Повтори, пожалуйста, — Алина наклонилась к самому лицу бабушки, но не могла ничего разобрать.— Родная, давай я кого-нибудь позову? Тебе плохо?
Женщина повторно сжала руку внучки и снова что-то из последних сил прошептала. Девушка старалась прочесть слова по губам, угадать по звукам, а внутри уже поселилась какая-то тревога. И тут она поняла слова бабушки:
— Нет времени…
— Бабулечка, не говори так, ты поправишься…
Женщина что-то прохрипела в ответ, и Алина опять склонилась к её лицу, не замечая бегущие по щекам слезы:
— Люблю....тебя...
— И я тебя люблю, бабушка, дорогая, — девушка целовала худенькие морщинистые руки и прижимала их к щекам, — Всё будет хорошо, ба, ты поправишься, вот увидишь!
— Будь… счастлива, — старушка на миг закрыла глаза, собралась с силами, — Живи... своей мечтой... а перед… твоим… отцом .. я …замолвлю... словечко.
— Не говори так, пожалуйста, ты поправишься! Я сейчас позову врача... Ба, я люблю тебя!
Алина вскочила и выбежала из палаты. Увидев в коридоре первого попавшегося мужчину в белом халате, она схватила его за рукав и со словами: «Нужна ваша помощь», потащила в сторону бабушкиных покоев, не обращая внимание на оказываемое ей сопротивление. Войдя в палату, мужчина посмотрел на стоящие возле больничной койки приборы и констатировал:
— Давление резко повысилось, она без сознания, — и, нажав тревожную кнопку, добавил, — мы переводим её в реанимацию, возможен второй инсульт.
Опять началась суета, Алину попросили не мешать и держаться в стороне, а бабушку перевезли в другую палату. Девушка, чувствовала, что в этот раз все молитвы бесполезны, что никакой ангел-хранитель больше ей не поможет, что надеяться не на что. Сама бабушка говорила так, будто не собирается бороться за свою жизнь. Алина уселась на уже знакомый ей пластиковый стул и стала рассматривать узор на стареньком линолеуме у себя под ногами. В голове, в сердце была зияющая пустота, а ещё самый сильный страх её детства, который поселился в душе после смерти мамы, — страх остаться совсем одной..