Ты на меня не смотришь
Шрифт:
Я не заметила, как со спины подошла мама, проследила взглядом туда, где играл Ян Марек, тяжело вздохнула, цокнула языком и задвинула перед моим носом шторы.
– Даже не мечтай, Полька. Не для тебя он.
Как будто, я и сама не знала, что не для меня. Но сердцу не прикажешь. Сердце уже трепетало.
А вечером того же дня Филип познакомил нас со своей семьей. Его жена Елизавета Александровна, хрупкая блондинка с серыми глазами, оказалась удивительно красивой женщиной. К тому же еще и доброй. Встретила нас радушно, и никакого там надменного,
Что не скажешь про их сына, Яна. Он сидел за столом рядом с маленькой девчушкой с такими же, как у него пшеничными волосами, собранными в два хвостика. Она улыбалась, отчего на ее румяных щечках появились милые ямочки.
А вот Ян совсем не улыбался. У него вообще было такое выражение на лице, будто перед ним пустота. Абсолютный ноль. Глаза, как у отца светло-голубые. Похожи на небо. Похожи на вселенную.
С его сестренкой, Амелией, которую в семье все коротко называли Лили, я в первый же вечер нашла общий язык. Позже мы часто играли на заднем дворе, я помогала собирать малышке пазлы, заплетала колоски и читала сказки. Мне нравилось с ней возиться. Лили была очень смышленой и не по годам развитой девчушкой. Елизавете Александровне даже нравилось, как мы с ней поладили. Что не сказать о ее сыне.
Наверное, Ян не взлюбил меня сразу же. С первого дня. А уж, когда узнал, что я в один с ним класс ходить буду, вообще скандал отцу устроил.
– Пап, ты серьезно? Какого хрена вообще? Ты что, платить за нее собрался?
– Да, собрался. И тебя это не касается - прикрикнул на него отец.
– Тогда я не буду там учиться.
– Ну, поговори мне еще здесь!
– Да, пошли вы! Благодетели, вашу мать!
Я же, с каждым днем тонула в своей симпатии все сильнее и сильнее. Мне нравилось в нем все: походка, улыбка, голос, как морщит лоб, когда что-то не нравится, как взъерошивает пшеничные волосы. Я могла бы перечислять до бесконечности.
В школе Марек сразу обозначил, чтобы я с ним не общалась, не лезла, ничего не спрашивала и вообще не замечала. В первый же день возле раздевалки зажал, ухватившись руками за лацкан форменного пиджака.
– Даже дышать в мою сторону не смей. Ни разговаривать, ни смотреть. Усекла, моль?
Я с ним и так не разговаривала. Не могла. У меня в его присутствии язык к небу прилипал. А вот насчет не смотреть - это никак не удавалось. Не получалось. Глаза сами выискивали светлую макушку.
Как-то раз Марек выходил из кабинета и специально задел меня плечом, склоняясь к уху.
– Хватит на меня пялиться. Бесишь - прошипел в ухо, обдавая дыханием с привкусом мяты.
Дома Ян тоже старался со мной не пересекаться и очень ревновал к Лили. Я прямо чувствовала, как его распирает от злости, когда мы проводили время вместе.
А еще была она. Ева Никольская. Его девушка. Безумно красивая, как кукла Барби. Точеная фигура, фарфоровая кожа, белокурые волнистые волосы и огромные серые глаза. Идеальная для него. Не то, что я - угловатая, нескладная каланча с острыми коленками и веснушками на носу.
С Евой Ян был знаком с самого детства, их отцы вели совместный бизнес. Но я уже застала тот период, когда они стали встречаться. Сцена в бассейне никак из памяти не стирается.
Ева в спортивном черном купальнике игриво брызгала ему в лицо водой, пока Ян не утащил ее под воду, а затем выныривая посадил Никольскую на бортик, а сам остался в воде между ее разведенных ног. Ева склонилась, зарываясь руками в его потемневшие от влаги волосы, засмеялась, а потом сама поцеловала. Я видела Яна со спины и с трудом сдерживала немой крик, разрывающий меня изнутри на части.
Не мой. Не мой. Не мой.
Как же было больно...
Травлю начала именно Ева. До этого меня просто не замечали, как еще один стул в кабинете или горшок с цветком. Мебель. Ничто.
Но в один совершенно обычный день она при всех заявила, что я влюбилась в ее парня. Высмеивала так, будто постыдней ничего на свете быть не может. А Марек просто обнимал ее и смотрел на меня очень внимательно, как-будто раздумывал о своем, а потом оскалился. Нагло, надменно, унизительно.
Хотелось закричать ему: "Ну, же посмотри, это правда. Ты мне нравишься. Безумно. И мне не стыдно! ". Но я была слишком слабой.
Поэтому не стала оправдываться, не стала опровергать и отнекиваться, просто выбежала из кабинета. Струсила.
Их смех до сих пор в моих ушах стоит.
Но я простила ему даже это.
Я ему многое прощала - издевки, подколы, насмешки, откровенное хамство.
Однажды Марек подловил меня в своей комнате, перестилающей у него белье. Обычно я это делала в его отсутствие. И в тот раз Ян тоже должен был уехать на тренировку. Но он вернулся раньше запланированного, к тому же еще и пьяный.
Закрыл на замок дверь, развалился в кресле, вытянув перед собой ноги, и наблюдал. В какой-то момент Марек просто оторвался от кожаной спинки, чтобы стянуть с себя футболку. Я обернулась и застыла не в силах оторвать глаз. Он стал еще красивее, крепче. Глупое сердце грохотало по ребрам. Ян тем временем ехидно уставился и расстегнул верхнюю пуговицу на джинсах.
– Что, правда, влюбилась?
Я зажала уголок наволочки в руках, больно впиваясь ногтями в мякоть ладони. И снова смолчала.
Ян не прерывая зрительного контакта дернул за собачку до упора и откинулся головой на кресло.
– Ну, давай, люби - кивнул в район паха.
Я отчаянно замотала головой. Только на это сил и хватило.
– Как же так, моль? Какая-то у тебя выборочная любовь получается.
Он был пьян. Очень пьян. Глаза мутные, точно не в себе.
– Я знаю, что ты не такой - дрогнувшим голосом ответила ему и положила подушку к изголовью, собираясь покинуть его комнату.
Но Ян перехватил меня возле двери и, сжимая за локоть, одним рывком развернул к себе. Навис сверху. Я всегда была высокой, но он все же оказался выше.