Ты покоришься мне, тигр!
Шрифт:
Бемби был очень спокойный тигр. Только несколько труслив, и, когда Раджа нападал на него, он всегда искал спасения за моей спиной. Бемби был единственным зверем в группе, чьи когти ни разу не коснулись моего тела. Но полностью я ему тоже никогда не доверял — тигр все-таки.
Я любил его за добродушие. И «артистом» он оказался способным исполнительным. Если и бывал чем-либо недоволен, его можно было быстро успокоить одними словами. Его миролюбие проявлялось не только по отношению ко мне, но и по отношению ко всем зверям в номере. Доверчивый, он быстро завоевывал симпатии даже у людей, не работавших с ним непосредственно.
Морда его всегда словно радостно улыбалась. Глаза, большие и круглые, смотрели с удивлением. Это редко бывает у тигров — такие большие глаза. Он был очень красивый зверь.
Когда Бемби попадало от Раджи, я начинал разговаривать с ним, чтобы утешить. Он высказывал мне свою боль и обиду то возмущенным фырканьем, то какими-то стонущими звуками, словно жаловался: «Напал на меня ни за что, ни про что…»
Трудно смириться с мыслью, что Бемби уже нет… Оглядываясь сегодня назад, я вижу, как долог и длинен был путь, который пройден вместе со зверями. Я учил их, а они учили меня. И кое-какие выводы можно уже сделать, подвести какие-то итоги.
Мы все, советские дрессировщики, да теперь уже и не только советские, ратуем и на словах и на деле, а кому не хватает терпения, только на словах — за гуманный метод. Почему мы так упорно его отстаиваем? Только ли из альтруизма, не позволяющего мучить животных?
Нет, гуманный метод — не просто сердобольный метод. Это, если можно так сказать, уважительный подход к зверю, признание его звериной «личности», использование его способностей, а не подавление их. Этот человеческий подход к животному оправдывает себя и экономически. Номера стали получаться скорее, хищники реже нападают, и меньше становится искалеченных зверей.
Впервые до этого додумался Карл Гагенбек, который с детства очень любил животных, рано стал предпринимателем, основал большой зоопарк в Гамбурге и снаряжал экспедиции для отлова зверей зоосадам и циркам. Сам он то же дрессировал животных. Обо всем этом можно прочитать в его интересной книжке «Люди и звери», изданной недавно у нас вновь.
Гагенбек любил повторять, что «при дрессировке решает не только характер, но главным образом талант зверя». Он первый заговорил о такой человеческой категории, как талант, в применении к животным. Чарльз Дарвин также заметил: «Ничто человеческое не чуждо животному».
Я старался рассказать и показать на примерах, как мои воспитанники приобретают новые, часто несвойственные им навыки, даже позволяют прикасаться к себе.
В своей работе я опираюсь на идею Гагенбека, но подкрепляю ее учением И. П. Павлова.
Метод гуманной дрессировки начал применяться с конца прошлого вена. Карл Гагенбек попробовал учить животных с помощью кормления и ласки. Это была счастливая мысль. Ее подхватили и начали развивать.
Отныне творческая и научная мысль начала руководить работой дрессировщиков. Та переоценка ценностей, которая под влиянием научных открытий происходила во многих областях жизни, потребовала и от дрессировщиков новых форм, новых приемов — одним словом, новых принципов работы. Гуманный метод помог не только в зверях выявить множество неизвестных дотоле особенностей, но и дал возможность самим дрессировщикам искать и находить свой собственный неповторимый стиль работы.
На основе гуманного метода знаменитые русские клоуны А. и В. Дуровы создали русскую школу дрессировки. И хотя они не работали с хищниками, а только с домашними животными, но и Н. Гладильщиков, и И. Бугримова, и И. Рубан, и А. Корнилов, и все, сколько ни есть нас в советском цирке, — все мы испытали на себе влияние дуровских традиций.
Гуманный метод облегчил работу с хищниками: убедить тигра это не то, что схватиться с ним врукопашную. Ведь для того чтобы только удержать сваленного зверя на месте, требуется не менее шести человек. И это если он еще будет не очень рассержен. В ярости его силы увеличиваются неимоверно. Поэтому, конечно, человеку выгоднее покорить сердце тигра. У тигра с «покоренным сердцем» реже возникает желание растерзать дрессировщика.
Работать стало легче и… труднее. Труднее, потому что психологический метод требует тонкости в подходе к животному, любви к нему. Если мы говорим «сколько людей столько и характеров», то позвольте мне этот же принцип применить и к животным: сколько зверей — столько и характеров. Познать их характеры — значит действовать не по шаблону, а к каждому зверю подходить индивидуально, в соответствии с его особенностями. Это хлопотнее. Запугать зверя пытками, не мудрствуя лукаво, легче.
Мы теперь все чаще употребляем выражение «воспитание зверя», а не укрощение, а под дрессировкой понимаем его обучение. И пытаемся применять педагогику, во всяком случае, пользуемся некоторыми ее положениями и методами.
Конечно, педагогика тут особая. Непослушному ученику вы ставите плохую отметку за поведение и на какое-то время усмиряете его. А непокорный зверь съедает вас или по крайней мере всегда готов к этому, когда вы уж слишком ему докучаете, — это существенная разница. Но в остальном в методах, принципах совпадений не мало. Не нужно ловить меня на слове, я понимаю, что цели разные, поэтому говорю только о приемах, а приемы педагогики мне помогают.
Когда Кард Гагенбек стал пробовать свой новый метод, он еще не знал, как объяснить научно то, что происходит со зверем в результате такого неожиданного к нему отношения. Академик И. П. Павлов открыл условные рефлексы и расшифровал высшую нервную деятельность животных. Именно учение Павлова помогло мне осознать возможность психологического подхода в исследовании характера зверя, увидеть в животном единство физических и психологических факторов.
Как же до Гагенбека дрессировали зверей в цирках? Зверя гоняли в небольшой клетке из одной стороны в другую, заставляя перепрыгивать через различные препятствия, а для «поощрения» применяли проволочные хлысты, вилы, трезубцы и раскаленное железо.
Познакомившись с этими предметами, животные от одного их вида приходили в трепет и готовы были сделать что угодно. Но только укротителям тогда «угодно» было совсем немного — несколько трюков, чтобы поиграть на нервах зрителей.
От такого обращения звери становились свирепее самих себя. Поэтому укротитель большую часть своих сил и времени тратил на то, чтобы подавить ярость зверя и заставить сделать трюк. В то время и задачи в таких номерах ставились совершенно иные и атмосферы добивались иной. Был только один стиль общения со зверями — запугивание. Свой уход из клетки укротитель должен был прикрывать выстрелами из револьвера и щелканьем бича.
Иногда казалось, что только благородство зверей спасало неистовствовавшего укротителя. Хотелось прежде всего укротить его самого, привить сначала ему навыки человечности. Не случайно в художественной литературе сложился образ укротителя как человека грубого, жестокого и примитивного.
В номерах с хищниками, созданных на основе гуманной дрессировки, трагических происшествий стало значительно меньше.
Хочу, чтобы меня поняли правильно. Я не обвиняю первых укротителей. В те времена нельзя было, видимо, иначе. Человечество еще не додумалось до того, что с хищниками можно обращаться по-человечески. Хотя история и легенды рассказывали случаи дружбы человека и льва… но это были ведь всего только легенды, и жестокий способ казался единственно возможным.