Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
— У нас больше нет крыши, Вань. Даже если я что-то подожгу, дождь потушит…
Она решила оставить себе спички. И учиться жить без крыши. Лишь бы с ним.
Пусть случившийся разговор был довольно спокойным, но заснуть после него все равно было сложно. Обоим.
Иван лежал в темноте, глядя в потолок. Ксюша же все никак не могла заставить себя оторвать взгляд от его лица. Спокойного, задумчивого…
— Я позвоню адвокату завтра. Скажу, что хочу отозвать иск.
— А
— Знаешь… Мне кажется, я в двадцать была не такой трусихой, как сейчас. Сейчас страшнее…
— Чего боишься?
— Упреков, истерик, слез… У меня нет сил со всем этим разбираться сейчас.
— Ты и не должна с этим разбираться. Ты живешь свою жизнь…
— Они тоже часть моей жизни. Ты не представляешь, как бы я хотела, чтобы каждый мой шаг доставлял им только радость, но…
— Но пока ты идешь со мной — это невозможно…
Бродяга хмыкнул, Ксюша же только вздохнула тяжело, а потом положила голову на его плечо, дождалась, что приобнимет.
— Ты слишком эгоистичен. Когда тебя не было — я тоже делала им больно своим поведением. Мы такие разные… Не понимаю, как так случилось…
— Они тебя ломают, Ксюша. Что мать, что отец. А ты ищешь проблему в себе…
— Ты их не любишь так же, как они тебя…
— Именно поэтому не люблю. Я вижу это. Все годы вижу. Я бешу их, потому что я — твой выбор. Не согласованный с ними твой выбор.
— И теперь все будет только хуже…
— И подаваться это «хуже» будет, как всегда, под соусом заботы…
— Ты говоришь ужасные вещи о моих родителях.
— Они творят ужасные вещи с моей женой.
— Ты доставил мне куда больше боли, Вань…
— Но это между нами, Ксюша. Только между нами. Ты ни перед кем не должна оправдываться за это. И я тоже. Только перед тобой. А остальные… Идут лесом.
— Представь, что такое скажет тебе наш будущий ребенок…
— Он скажет, Ксень. Я даже не сомневаюсь…
— И что ты сделаешь?
Ваня не сразу ответил, продолжал в потолок смотреть, губы в улыбке дрогнули…
— Пойду лесом. Очень надеюсь, что пойду лесом…
Она тоже усмехнулась. Отчего-то сильно сомневалась, что он вот так просто возьмет и пойдет, но… Ошибки у них скорей всего действительно будут другими. Главное, чтобы был шанс их совершать.
— Знаешь, чего я сейчас боюсь больше всего?
— Нет…
— Что расслаблюсь, перестану с замиранием сердца просыпаться каждое утро, без страха открыть глаза и увидеть рядом пустую подушку, перестану испытывать облегчение из-за того, что не пустая, а потом… Ты снова уйдешь. И теперь уже не понарошку. Мне кажется, я с ума сойду.
— Этого не будет, обещаю.
— Ты не можешь за это поручиться, Вань. Не храбрись. Мы ведь оба это знаем…
— Мне кажется, могу.
— Кажется…
— Учись мне верить…
— Я учусь о тебе молиться, Вань… — уткнулась в шею, всхлипнула тихонечко… Раз, второй, третий… А потом всерьез расплакалась, потому что все, что ей оставалось сейчас — молиться, чтобы все обошлось.
Обиды, злость, перенесенная боль — это ведь все потупится, пройдет рано или поздно. А вот неопределенность будущего — самый настоящий страх. Будоражащий, не дающий расслабиться ни на секунду. И чтобы избавиться от него, нужно найти человека, которому почему-то так хотелось прикончить Бродягу. Только так.
Иван был совершенно прав. Стоило Ксюше связаться с юристом… И через десять минут ее набирал уже отец.
Они в это время обедали, устроившись вдвоем на широком диване, включив телек… Впервые за долгие годы просто смотрели вдвоем телек…
— Папа, — Ксюша ответила на не заданный мужем вопрос, отдала ему тарелку, встала, прокашлялась.
— Хочешь, я трубку возьму?
— Вы поругаетесь только, а потом мне вас успокаивать… Не надо…
Дала себе несколько секунд, чтобы настроиться, взяла трубку.
— Алло, пап…
— Алло, Ксения… Почему ты дала ребятам разнарядку сворачиваться? — в отличие от Нины, которая зашла бы издалека, начала с дежурного «как дела?», Игорь сходу задал именно тот вопрос, ответ на который его интересовал.
— Пап, я передумала, — ответила, глядя на Бродягу. Тот напрягся весь, это было очевидно. Ночная теория грозила подтвердиться тут же. Упреки, обиды, слезы… Бесконечное чувство вины… Просто за то, что хочет жить, как хочет…
— Если ты считаешь, что эти юристы плохи — мы найдем других.
— Я разводиться передумала, папа.
Ответила прямо, твердо, насколько хватило душевных сил. Потом же слушала тишину… Довольно зловещую… Достаточно долгую…
— Он тебе угрожает? Этот урод заставил тебя забрать заявление?
— Не начинай… Ты прекрасно знаешь, что меня нельзя заставить.
Самой Ксюше было гадко слышать, что первым делом пришло на ум отцу, Иван же только хмыкнул.
— Он рядом?
— Это неважно, пап… Это мое решение. Я благодарна тебе за помощь, но…
— Ты позволяешь ему вести себя с тобой, как… Как с безмозглой девкой, Ксюша. Захотел — ушел. Захотел — вернулся. А ты и рада…
— А ты злишься, потому что ему позволяю, а вам нет. Поцелуй маму, перевари новость, потом созвонимся…
Ксюша понимала, что дальше будет только хуже. Отец на взводе, она сама не лучше, поэтому скинула, выключила, опустилась на диван…
Есть больше не хотелось…
— Беременным точно нельзя пить, Вань? — Ксюша была благодарна, когда муж устроил тарелки на столик, сам подвинулся, обнял, позволяя опустить тяжелую голову на плечо…