Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
И вместе под горячие струи с головой, чтобы ненадолго вдвоем оглохнуть, на сей раз не прося у воды ничего…
Все утро Ксюша с Иваном провели наедине. Сначала в душе, потом в спальне, немного говоря, больше занимаясь любовью.
После очередного то ли раунда, то ли тайма, то ли просто раза задремали, только для Ивана дрема обернулась крепким сном, а для Ксюши — резким приступом тошноты, забегом в туалет, после чего заснуть уже не получилось.
Тихомирова вернулась в спальню, прилегла на кровать, стала ждать,
Ксюша не хотела его разбудить, но не трогать, когда он на расстоянии вытянутой руки, не могла. Коснулась раскрытой ладони, пальцы переплела, залюбовалась.
Он снова носил свое кольцо, не снимая. Она свое, так и не решившись избавиться, пусть это и было крайне нелогичным, как для женщины, собравшейся разводиться.
Себе она это объясняла простыми рациональными вещами — не хотела, чтобы вокруг них роились лишние слухи, сняла бы после развода, а по факту… Глупости все это. Не в слухах дела, и не в разводе далеко. У них с Иваном был пожизненный уговор, и на что в ней никогда не нашлось бы достаточно сил — разорвать его, сойти своими ногами с мира, который пусть набекрень, но до сих пор стоит на черепахе — их любви.
Ваня повернулся во сне, нахмурился, Ксюша затаила дыхание, замерла, отчего-то очень страшно было разбудить… Выждала с минуту, поняла, что обошлось, потом же аккуратно встала с кровати, подобрала вещи, разбросанные частично здесь на полу, частично в ванной, оделась, собрала волосы в гульку…
Из зеркала на нее смотрела уже не та серая Ксения Игоревна, в глазах которой только боль и страдания, а щеки впали.
Она будто расцвела, невзирая на все проблемы и угрозы. Кожа зажглась румянцем, взгляд — умиротворением. Ей было хорошо. Просто хорошо.
И когда Бродяга проснется, Ксюша планировала сказать ему, что идея с вылазкой была крайне удачной. Она ни за что не променяла бы это утро на день в отчем доме.
Схватив по дороге один из пледов, Ксюша вышла из дому, набросила его на плечи, остановилась на крыльце у балюстрады, сделала пару глубоких вдохов.
Этот воздух ей нравился, им сложно было надышаться, но отчего-то так хотелось…
— Ксения Игоревна, — Максим оказался рядом почти сразу, улыбнулся, подошел к крыльцу, пиная шишки…
— Вы устроились уже? — получил в ответ такую же улыбку.
— Да. Ребята пошли изучить территорию, а я решил ваш дом обойти… А Иван Николаевич?
— Спит. Устал…
Двузначно прозвучало, Ксюша сразу поняла это, но почему-то стыдно не стало. Кажется, Макса эта вылазка радовала не меньше, чем учащихся вновь жить парой Тихомировых.
— А у нас девочка будет, — признание Максима было неожиданным. Ксюша даже не сразу поняла, о чем речь, но прошла пара секунд, смысл слов дошел, она увидела, как трепетно Филиппов улыбается…
— Я поздравляю вас, Максим… Дочка — это замечательно…
— Спасибо, — кивнул, поднялся по ступенькам, встал рядом. — Не то слово, замечательно, Ксения Игоревна. Я как-то до последнего не мог определиться, дочь хотел бы или сына. Все сомневался, думал, представлял, а потом… Когда врач нам сказал, что на сто десять процентов будет девочка, от сердца отлегло… Счастьем накрыло…
Ксюша слушала этот пусть скупой, но эмоциональный рассказ, и сдерживалась, чтобы не расплакаться от умиления. Им с Бродягой рано еще о поле ребенка думать. Да и говорить хоть кому-то, пожалуй, рано, пусть они и не суеверные особо, но все же… А ведь время незаметно пролетит, скоро и у них будет то самое УЗИ, те же сомненья, то же счастье.
— Имя придумали уже? — Ксюша все же не сдержалась, позволила одной слезинке по щеке скатиться, смахнула пальцами.
— Хотим Софьей назвать. Будет у нас мудрая…
— И красивая…
— И счастливая…
Они снова заулыбались друг другу. Ксюша поняла, что вот сейчас с радостью обняла бы его. Постороннего человека, который столько раз выступал для нее лучшей поддержкой.
Не зря все же Иван ему доверился, наверное. И тогда, когда на работу взял, и потом, когда разыгрывал с Даниловым эту трагедию в два акта.
— Я не помню, благодарила ли тебя, Макс. Но знай… Я без тебя не справилась бы тогда. Спасибо тебе.
Его взгляд быстро потускнел и уткнулся в перила, он кивнул.
— Мы думали, так лучше будет, Ксения Игоревна.
— Я знаю.
— И вы имеете полное право злиться.
— Я не злюсь, Максим. На тебя не злюсь.
— Знаете… Если бы была такая возможность — забрать ваш гнев на Ивана Николаевича на свой счет, я бы непременно ею воспользовался.
Эти слова очень дорогого стоили, и очень о многом говорили.
Даже стороннему наблюдателю — Максиму — не испытывающему ни предубеждения относительно Ивана (как Ксюшины родители), ни обиды и злости (как Кир), ни ревности (как Кристина) было очевидно, как сложно Тихомировым дался этот период необъявленной войны. И будь вокруг них с Иваном побольше таких Максимов — наверное, все было бы проще. И быстрей. И правильней. И… Без ребенка, как обязательное условие ее решения попробовать. Хотя без ребенка себя Ксюша уже не представляла. Всего пара недель вместе, а она намертво срослась с мыслью, что чудо неизбежно.
— Макс, что-то случилось? — Иван вышел на порог, попутно натягивая куртку, глянул на них встревожено, подошел к жене, обнял вместе с пледом, к боку прижимая.
Всполошенный. Видимо, проснулся, рядом не нашел, успел придумать глупостей.
— Нет. Болтаем просто.
Максим подмигнул жене начальника, она подмигнула в ответ.
— У вас секреты? — естественно, это не осталось без Тихомировского внимания.
— Тебе кости перемываем, — Ксюша прислонилось виском к мужниному плечу, улыбнулась опять.