Ты проснешься

Зосимкина Марина

Хотя смена обстановки не помешает. Все в институте уже изучено, пройдено, опробовано. Наскучило. Обрыдло. Лекции, экзамены, зачеты, красоваться и властвовать... Это все только поначалу опьяняло, но быстро прошло, привык, стал солиднее. Что хорошо для мальчика из провинции, то мелко для преуспевающего москвича. Обычная работа, какие уж восторги.

Хотя если уходить, то на докторскую придется плюнуть, а обидно. И потом, доктор наук – это всегда доктор наук.

Или подождать чуток, защититься сначала?

Потом мысли Бориса Сергеевича

как-то незаметно перетекли в другое русло, соответствующее весеннему пробуждению всего живого, и он размечтался о том, как в ближайший библиотечный день напросится к Яночке в гости, хотя она сама мечтает, чтобы он к ней зашел, но это игра у них такая, он якобы напрашивается, а она якобы размышляет – принять, не принять...

Сказать по правде, поднадоело.

Может, обратить внимание на новенькую лаборантку с кафедры литья? С умыслом она заглядывается или случайно вышло? Мордашка, вроде, ничего, фигурка тоже.

Аспиранток Борис Сергеевич сторонился после одного неприятного инцидента, но это только на пользу имиджу пошло. Принципиальный, неподкупный, строгий такой препод.

Девки все корыстные, просто удивительно до чего циничны. Сначала сама прыгает в постель, а потом требует, чтобы он ей кандидатскую написал да еще и на защите помог.

Легкие победы уже давно не кружили ему голову, потому как все же не дурак и никогда им не был.

И жена у него чудесная. Скучновата, но в ней не это главное. А главное в ней – ее идеалы.

У нее великолепные, потрясающие, превосходные идеалы. Просто мечта любого женатого мужика.

Он сначала даже не поверил своему счастью, проверял долго, потом убедился и так радовался, так, ну как же ему с женой-то повезло!

Она считает, представьте, что нельзя оскорблять мужа недоверием, а тем более подозрениями, что непозволительно проверять, правду ли сказал, где был, что делал, что читать эсэмэски неблагородно, а подслушивать телефонные разговоры – низко.

Подарок судьбы! Просто подарок судьбы, а не жена. Да еще с квартирой.

Вот таким примерно образом, то ли вспоминая, то ли мечтая, от души любуясь собой и радуясь жизни, Борис Сергеевич уверенно направлял свои стопы в сторону обшарпанного крыльца районной поликлиники, откуда ему потребно было добыть больничный лист денька на четыре, а лучше бы и на пять.

Как любой среднестатистический мужик, Борис Сергеевич ненавидел врачей, их кабинеты, их медсестер, а также регистратуру с регистраторшами, коридорные стены с плакатами на тему начального медицинского образования населения, дерматиновые лавки вдоль этих стен, и сидящих на лавках и стоящих в проходах пенсионеров и беременных.

Но он не мог наводить мосты в ведомственной поликлинике, дабы не было утечки и досужих разговоров. Если коллеги пользуют одного и того же терапевта, то возникают прямые и обратные информационные каналы, а значит, и возможность анализа, говоря примитивно – сплетен.

Сплетни, конечно, явление неприятное, но ведь может быть что-нибудь

и похуже. Допустим, сейчас никто не вызовет в партком или еще выше и не пришьет «аморалку», но нельзя исключать других осложнений, начиная от вульгарного мордобоя потерпевшей стороной и заканчивая...

Козелкин задумался, чем же может грозить ему блудливый демарш, кроме мордобоя, но от этих дум весеннее настроение стало стремительно рушиться, и он решительно запретил своему мозгу сканировать вероятности. Да и мордобоя никакого не будет.

Пансионат, куда Борик намылился, был вообще в Тверской области, и вероятность попадания туда кого-нибудь из знакомых и именно в это неотпускное время стремится к нулю.

Тут Борис Сергеевич вспомнил, с кем он будет коротать мартовское ненастье в замкнутом пространстве съемных апартаментов, улыбнулся самодовольно и принялся составлять список алкогольно-гастрономических припасов.

Взять у Катерины, что ли, деньжат? А то у самого маловато осталось, кредит за авто, то, се... Он и так на продукты дает ей чуть не каждый месяц, куда она их только тратит?

«Может, на мальчиков?» – хохотнул про себя Борик, понимая нелепицу данного предположения, а потом что-то помрачнел и разозлился, почувствовал себя оскорбленным. «Дрянь какая. На мои деньги своим альфонсам парфюм покупает. А может, и не только парфюм, а может...»

Тут он совсем уж взъярился, задвигал ноздрями, зашевелил пальцами в перчатках, сжимая и разжимая грозно кулаки. Но вдруг вскинул взгляд – и как споткнулся, и забыл моментально про поруганную свою мужскую честь, потому что увидел молоденькое существо женского пола такой необычайной внешности, что от лицезрения сей представительницы он замер на месте и поплыл, поплыл...

Девица была страшненькая и костлявенькая, и, кажется, сутулая, но при этом взгляд притягивала, как магнит железный порошок. Вдобавок она лила слезы, от которых ее физиономия еще больше пострашнела, а в перерывах между всхлипами тянула вонючую дешевую сигарету.

Слезы были злые, девица колючая, хамоватая такая девица, но Козелкин видел только всхлипывающую мордочку, залитую слезами, и ему жутко захотелось погладить этого ребенка по макушке, утешить и сразу же решить все его проблемы.

Что-то с головой у него в тот момент случилось или же девица таким сильным магнетизмом обладала, поэтому хоть и видел перед собой Козелкин очень непростую нахалку, но оценивал иначе, и сердце его заходилось от умиления.

Борик улыбнулся широкой участливой улыбкой и встал напротив.

Эта вся сцена происходила у входа в поликлинику, почти на ступенях, между растаявшей лужей и грязным кустом культурных городских насаждений, а плачущая особа, скорее всего, имела непосредственное отношение к районной медицине, презираемой и ненавидимой Козелкиным, потому как пальтишко было наброшено поверх стандартно-серо-белого халата, который ей был явно не по размеру, а на голове высилась медсестринская шапочка.