Ты сама пришла ко мне в руки
Шрифт:
А в результате они забрали её. Или Леммай ушла сама, едва отбыла свой срок? Да какая разница?!
План побега сформировался не за один день. И не за один день Кармин принял решение бежать любой ценой.
Он не знал многих вещей. Но самое важное, что ему было неизвестно, это то, сколько проводящих газ блоков спрятано внутри стен камеры и сколько – снаружи, есть ли распыляющие яд блоки вне камеры. Эти умники должны были подстраховать себя на тот случай, если пленник окажется не полнейшим идиотом и сам научится задерживать дыхание. Они должны были подстраховать себя на тот случай, если он всё же вырвется из своей клетки.
Они понимали, что он – сын царя и уважали его за это. Они дали ему красивую, в золоте и самоцветах, одежду. Но они не учли, что он может использовать против них даже это.
Он нашёл идеальный момент – время сна. Все двери, кроме двери в уборную, закрыты плотно – никакой газ не пройдёт. Следовательно, им придётся выпускать газ только
Кармин ещё вчера приготовился к побегу – он выбрал самые плотные, богатые на вид золочёные ткани, закрывшие его полностью, разве что не лицо. Он сбросил их на пол возле своего ложа, чтобы теперь, в полной темноте, быстро одеться и ещё быстрее начать выламывать стену в уборную. Она должна быть удалена вся – так, чтобы ничто не мешало ему с максимальной скоростью перемещаться из уборной в спальню и обратно. Это заняло у него сто двадцать биений сердца. И вот он – тот самый звук ссыпающегося песка – газ. Кармин старательно запоминал зоны, в которых выдвигались блоки. По одним только этим зонам и врождённой чувствительности к массам он сможет определить, где и как подведён газ. И хотя бы предположить, где, как и в каком порядке подводится яд – его самый главный враг. Яд не обязательно вдыхать. Яд, стоит ему лишь попасть на кожу, выведет его из строя. Он надел эти богатые, непромокаемые одежды, чтобы защититься, но если яд попадёт в лицо, то это конец.
Кармин надвинул капюшон, надел тренировочные перчатки и схватил со стола тетрадь с формами задач на прозрачных листках. Тетрадью он закрыл глаза от случайного попадания яда – скоро его начнут обрызгивать им, чтобы успокоился. И вот оно – шелестение яда. Кармин взрастил совсем короткий клинок. Блоки выдвигались, Кармин едва успевал сминать крошечные сопла разбрызгивателей ударами оружия сверху вниз, а в его мозгу вспыхивали зоны стен, за которыми этого яда должно быть ещё больше. Но этого было не достаточно. Яд вытекал даже из разбитых сопел – он стекал по стенам на пол широкими струями и если не поторопиться, то спальню просто начнёт затапливать. И какой бы непромокаемой ни была одежда – она всё равно рано или поздно начнёт пропускать яд. Это только подстегнуло мозг Кармина, заканчивающего своё уравнение. У него оставалось ещё несколько сотен биений сердца, когда он посчитал, что нашёл участок глухой стены, за которой нет ничего токсичного, и взрастил алмазный широкий клинок, чтобы со всей данной от природы силой начать высекать в камне проход. Часть камней он выломал плечом, и едва смог протиснуться, как выглянул в тускло освещённый коридор. Как и предполагалось – все стены этого коридора были увиты трубами, подающими яд и газ, и ему следует очень аккуратно пробираться здесь. Кармин полетел вдоль этих труб в поисках резервуаров и насосов, возле которых должны быть ходы для обслуживающего персонала. И действительно, сделав почти полкруга вокруг своей тюрьмы, Кармин нашёл такой проход. Дверь не поддавалась, словно была заблокирована по всему своему периметру, но Кармину уже было плевать – алмазный клинок способен был вырезать в двери новый ход.
Кармин встретился с удивлённым мужчиной, сперва тоже взрастившим клинок, а затем в испуге вжавшимся в стену. И так на протяжении всего пути наружу – те, кто не спал и оказывался у него на пути – отступали. Но Кармин метался не долго – его взгляд случайно наткнулся на план эвакуации на одной из стен, и вскоре он уже вдыхал свежий воздух, стряхивая с себя сонливость, и полоскал в большом городском озере свою вымокшую в яде одежду. Но, кажется, обрадованный освобождением и всё ещё сонный, он не был достаточно осторожен. Кармин понял это, когда сознание начала перекрывать липкая дурнота, смыкающая веки и парализующая. Последнее, что он ощутил – это своё падение на одежду, в озеро, и то, как прохладная вода и одежда обволакивают его.
Он очнулся, когда какая-то сумасшедшая рыбина попыталась откусить ему кусочек нижней губы. Это оказалось неожиданно больно. Ещё больнее было ощутить давление воды в горле, желудке и лёгких, и удивительнее – понять, что за сто сорок четыре года так и не научился плавать, потому что не думал, что это может пригодиться.
Верхняя одежда спутывала ему руки и ноги, и пришлось сначала вырваться из неё и только потом предпринимать что-либо ещё. Кармин долго не мог понять, в какую сторону нужно двигаться и только коснувшись дна ногами, смог понять, где поверхность. К этому моменту вода внутри уже начала причинять серьёзную боль. Но, едва подняв нос над поверхностью воды, Кармин метнулся на глубину, потому что какие-то перевёртыши группой летели над водой. Он не знал, ищут ли они его, но предпочёл спрятаться.
Что бы хоть как-то отвлечься от вынужденной боли, Кармин спустился на дно в поисках своего клинка и за своей одеждой. Похоже, ткани уже избавлены от яда и, высохнув, отлично послужит ему снова.
Кармин выбрался на воздух, убедившись, что над водой больше никого нет. Он рефлекторно вдохнул, и внутри заклокотала вода. С кашлем она постепенно вышла.
Старался вести себя тихо, чтобы не будить обитателей ближайших домов, зданий совсем крошечных и, напротив, гигантских, как колоссальные стены с башнями. А вскоре должно было взойти солнце – полоска света уже окрашивала оранжевым небо с одной стороны. Алмазный клинок будет давать невероятные блики. Впрочем, сверкает он и на свету фонарей.
Кармин спрятал клинок в полах королевски свободной одежды.
Он видел каких-то человекоподобных на противоположном берегу, но они выглядели не как перевёртыши, и он решил, что их можно не бояться. И всё же спрятаться за ближайшие дома на берегу стоило как можно быстрее – он не хотел, чтобы его заприметили те, кто полагается на острое зрение. В одной из нешироких тихих улочек он попытался отжать одежду, но это оказалось сложно из-за металлических вставок. Некоторое время он пробирался по таким же улочкам в поисках места, где мог спрятаться. Но ничего похожего на открытое окно заброшенного здания не увидел. И стремглав, даже не оглядываясь, бросился прочь из города. Он пролетел мимо множества больших светящихся и маленьких тёмных домов, подивился невероятных размеров деревьям, как будто совсем нерукотворным, и вскоре оказался над нескончаемым полем с мелькающими деревушками и проносящимися мимо башнями крошечных, но необычных и красивых городов. Поле, однако, вскоре закончилось, и взору Кармина предстал лес, абсолютно весь из больших деревьев с широкими и ровными рыжими стволами, кора которых источала смолу с бодрящим ароматом. Но в таком лесу сложно спрятаться от других перевёртышей – слишком велико расстояние между ветвями. И Кармину пришлось лететь дальше, к другому лесу. С первым лучами светила он отыскал низкорослый, но густой лесок, чтобы улечься в самой непролазной гуще и выспаться. Но едва он забрался в подходящее место, сумрачное от обилия ветвей и листьев вокруг, как прирученный тюремщиками желудок взбунтовался, а сонливость перестала наваливаться прежним образом. И Кармин получил время на тщательный анализ всего, что видел и что сделал.
И сразу же стало казаться, что он сделал недостаточно. Именно потому он аккуратно и медленно взлетел, не сломав ни одной гибкой веточки, а лишь всколыхнув листья, и отыскал другое место, в которое забрался ещё осторожнее, чтобы не оставлять следов.
Только после этого ему удалось заснуть, и, отлично передохнувший, он выбирался из леса, любуясь оранжево-алыми лучами уже заходящего солнца.
Кармин обрёл свободу и готов был лететь в любую сторону и делать что угодно. Казалось, что единственная его забота – не попасть снова в ту же клетку, что прежде. Но, вздохнув и подумав обо всех своих прежних желаниях, он удивился, потому что отчётливо и ярко на фоне всего прочего теперь существовало одно желание: найти своих тюремщиков и выведать у них, где Леммай. Любой мужчина на месте Кармина почувствовал бы, что такая, как она, точно заслуживает свободу.
У неё отвратительные тренера. Он, Кармин, скажет ей, что поднимет её навык, не оставляя на её коже страшных ссадин. И что она сможет выбирать, быть ей с ним или нет. Он уверит её в том, что оставит ей выбор в отличие от тех, кто её запер вместе с ним.
Кармин точно знал, что сказать всё это необходимо.
Ночью он отыскал место, из которого сбежал. Это оказался столичный предел принца-варлорда Рашингавы, и находился он кошмарно недалеко от того места в озере, где прятался Кармин. А о принце Рашингаве ещё до заточения Кармину говорили всякое: и то, например, что в его лабораториях проводятся страшные опыты над разумными, и то, что Рашингава бросил всё ради возлюбленной полуживой фитки, в честь которой назвал первую колонию. Собирая слухи, ещё менее того похожие на правду, Кармин не решался возвращаться в тюремный предел без подготовки. Он принялся наблюдать за теми, кто летел в сторону предела Рашингавы и вылетал оттуда в сторону Ньона. Но Леммай среди этих разумных не было. И тогда пришлось начать разрабатывать план проникновения. Сложность была в том, что Кармин слишком бросался в глаза. Его одежда оказалась слишком богатой даже для того, чтобы интересоваться слухами у местных бездельников, а глаза – слишком яркими, чтобы ими следить за передвижениями перевёртышей. Только как следует надвинутый капюшон – ночью! – маскировал Кармина. А ярким утром или на закате ещё не так сильно заметны были его глаза. Но они были заметны. Он буквально чуял, как докладывают о нём его тюремщикам прямо сейчас. И Кармину пришлось выбирать – либо проникнуть в предел теперь, полагаясь на силу и удачу, либо усложнять свой и так отсутствующий план проникновения при условии, что вокруг предела Рашингавы воздух будет переполнен перевёртышами.