Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
И здесь на огромном, в полстены, лазерном экране Ольга увидела весь снятый из космоса Аденский залив с пунктирами проложенных по нему корабельных трасс и разноцветными флажками у каких-то крестиков и точек вблизи побережья.
Сухо поздоровавшись с вошедшими и даже не назвав себя, моложавый адмирал сказал с ходу в карьер:
— Итак, дело в следующем. Вот здесь, в бухте Джубба, двадцать два корабля, захваченных пиратами. Вот ваш «Антей» под охраной нашего фрегата. А вот германский «Hansa Stavanger», захваченный еще раньше, его патрулирует немецкий
— Почему? — спросил Стивенсон, словно не замечая почти откровенной недоброжелательности адмирала.
— Потому что только в голливудских фильмах Рембо невидимкой проникает на судно и перебивает всю охрану без единого звука, — отбрил его адмирал и, смягчив тон, обратился к Ольге: — На самом деле, мадам, на всех кораблях есть радары, там виден каждый приближающийся предмет. А сомалийцы получили профессиональную подготовку в тренировочных лагерях разных стран — и в Советском Союзе, и в Афганистане, и еще кое-где. И они очень грамотно охраняют заложников. Смотрите…
Адмирал перешел к другой стене, на которой были приколоты большие фотографии «Антея», «Hansa Savinger» и других кораблей.
— Радары стоят здесь, в ходовых рубках, — показал адмирал, — радиус их обзора — до восьми километров. Сомалийская охрана выставлена здесь, здесь и здесь — на всех палубах. А заложники спрятаны здесь, в глубине палубных надстроек, и постоянно находятся под дулом пулеметов. То есть, какие бы Рембо ни были в вашем распоряжении, им нужно как минимум пара минут, чтобы убрать палубную охрану и спуститься к заложникам. А за две минуты можно перестрелять не двадцать заложников, а две сотни! — И адмирал резко повернулся к Стивенсону. — Поэтому, Питер, не хрен водить мне сюда красивых женщин и выставлять меня перед ними беспомощным кроликом. Извините, мадам.
— Сэм, — ошарашенно сказал Стивенсон, — я пришел первый раз.
— Первый и последний! — отрезал адмирал. — Больше я тебя сюда вообще не впущу.
Ольга с изумлением следила за этой перепалкой.
— Хорошо, не пустишь, — согласился Стивенсон. — Но сейчас… Ее отец — капитан «Антея», у него диабет…
— И девять дней назад у него кончился инсулин, — перебил адмирал. — Как видишь, я все и сам знаю. Так заплати за него тридцать миллионов! В конце концов всё, что хотят эти сраные сомалийцы, — только деньги!
— Но ты же знаешь…
— Конечно, знаю, — снова перебил адмирал. — У тебя нет денег, ты только переговорщик. Так договорись на три миллиона, на пять. И выкупи людей! А то привел!.. Он, видите ли, герой, сбил цену на двадцать миллионов! А мы тут трусливые курицы, ничего не можем.
— А что ты так нервничаешь? — спросил Стивенсон и вдруг не просто сел в глубокое кожаное кресло, а совершенно по-хамски развалился в нем.
— А то! — ответил ему адмирал и повернулся к Ольге: — Мадам,
— И вот так всю жизнь! — сказал Ольге Стивенсон. — Стоит мне познакомиться с красивой девушкой, как он на стенку лезет! А еще старший брат!
— Знаете что, Олга? — сказал адмирал, игнорируя Стивенсона. — Я все-таки сделаю вам подарок, покажу вам вашего отца. Посмотрим, как он выглядит. Прямо сейчас…
Он подошел к пульту телесвязи, но не удержался, сказал Стивенсону:
— Но это не ради тебя, засранца. А ради ее оглушительных глаз… — И, включив тумблер, произнес в микрофон: — Фрегат «Sirius»! Фрегат «Sirius», отвечайте!
На экране его настольного компьютера возникло лицо командира фрегата Евросоюза. Картинка, как в Скайпе, была не очень четкая.
— Yes, sir. Слушаю вас.
— Нужна еще одна ТВ-сессия «Антея».
— No problem, sir.
Оглушающая сирена «Сириуса» взвыла и понеслась над Аденским заливом, а с верхней палубы фрегата взмыл вертолет и через две минуты завис над «Антеем». Радист фрегата и командир вертолета одновременно потребовали по УКВ и через мегафон:
— Сомалийский командир! Немедленно выведите на палубу всю команду «Антея»! Повторяю: срочно предъявите весь экипаж «Антея»…
Перепуганный сиреной и вертолетом Лысый Раис заметался по ходовой рубке «Антея».
— Нет командира… — И, высунувшись из разбитого иллюминатора, закричал вертолету: — No comandor! No! Нет командира!..
Но динамик УКВ и усиленный мегафоном голос командира вертолета продолжали требовать:
— Срочно вывести всю команду на палубу!
Лысый по-сомалийски закричал что-то охранникам рубки и сам бросился по внутреннему трапу вниз, вместе с постовыми ворвался в каюту пленных моряков, крича по-английски и по-сомалийски:
— Быстро! Все на верхнюю палубу!
Но никто из лежащих на полу моряков не пошевелился. А боцман сказал:
— Хрена вам, козлы! Досыть з нас шоу устраивать. Тумба, переведи йому!
Тумба, как мог, перевел:
— We are not for show here.
Лысый подбежал к боцману, ткнул автоматом в грудь.
— Stand up! Вставай! Стрелять буду!
Боцман поднял на него глаза и… запел:
— Ниченька мисячна, зоряна, ясная…
— Видно, хочь голки збырай! — подхватил Тумба.
И все моряки подхватили, лежа:
— Выйды, коханая, працею зморена, хоть на хвилиночку в гай…
Лысый, матерясь по-сомалийски, выбежал из каюты, взлетел по трапу в ходовую рубку и, запыхавшись, закричал в микрофон УКВ:
— They refuse! They refuse to go! Они отказываются выходить! Do you want me to shoot them? Хотите, чтоб я в них стрелял?
И спустя минуту командир фрегата доложил по радио брюссельскому адмиралу:
— Сэр, команда «Антея» отказалась выходить на палубу. Русский капитан объясняет: они считают, что мы продаем это видео на ТВ. Что прикажете? Штурмовать судно?