Ты создана для этого
Шрифт:
– Не было времени, – сказала она, раньше чем я спросил.
– Время есть всегда, – возразил я, – просто кое-кто не умеет правильно его распределять.
– А как ты, Мерри? – спросил Карл. – Ты скучаешь по Штатам?
Мерри посмотрела на меня и пожала плечами:
– А по чему там скучать?
Мы расселись вокруг стола и стали передавать друг другу миски с салатом и тарелки с закусками. Мерри переборщила с заправкой для салата, но я ничего не сказал по этому поводу.
– Очень вкусно, – похвалила
Мерри вынесла тарелку с едой для Конора, и Фрея попросила разрешения покормить малыша. Она взяла ложку и покачала ею, как игрушечным самолетом, который летит прямо в рот мальчику.
– Вы только посмотрите! Прирожденная нянька, – улыбнулся я.
– Да, – согласился Карл. – Она с нетерпением ждет братика или сестричку, чтобы с ними можно было играть.
Эльза положила вилку и нож. Карл глотнул пива и одарил меня хитрой улыбкой:
– А пока мы купили ей кота.
Эльза посмотрела на Конора и погладила мужа по плечу.
– Чудесный малыш, – сказала она. – Очень милый!
– Конечно, – согласился я, подумав, и как это Карл до сих пор не раздавил ее, ложась на нее сверху.
Мерри встала и принялась собирать со стола тарелки, соскребая остатки еды. Эльза предложила ей свою помощь, но Мерри отказалась. Она вернулась из кухни с тортом, украшенным ягодами и сливками.
– Моя богиня, – сказал я. – Что у нас тут?
Мерри расставила на столе стеклянные тарелки и разложила серебряные десертные вилки. Я узнал вилки из набора столового серебра ее матери.
– Мерри, – сказал Карл, – ты не рассказывала нам, чем занимаешься.
– Она занимается вот этим, – указал я на торт, и мы все рассмеялись.
– Раньше я работала художником-декоратором, – ответила Мерри едва слышно.
– Для кино? – поинтересовался Карл.
– Кино, телешоу, просто телереклама.
– Да, она всегда обустраивала эти вымышленные мирки. Кухни, гостиные, все эти интерьеры, которые всегда встречаешь в дрянной дешевой рекламе. Дезинфицирующее мыло для рук или матрасы.
– Ну, было несколько более интересных проектов, – возразила Мерри.
Я вдруг вспомнил, как однажды вечером она пришла домой с зеленым креслом, которое ей вручили как плату за целый рабочий день. Она попросила меня поднять его в нашу квартиру. Помню, как меня раздражало это кресло, как злился на то, что она отрывает меня от дела, прося помощи в такой глупости, когда я корпел над документами. Эта работа была унизительной для нее. Она была унизительной для нас.
Я посмотрел на нее сейчас – и заметил в глазах этот взгляд, который появлялся у нее время от времени. Задумчивый. Меланхолический. Как будто ее мысли витали где-то далеко. Будто она забыла, где она и кто.
Я откусил еще кусочек торта:
– Боже, как же вкусно, правда?
– Да, –
Мерри моргнула и улыбнулась.
– Ты планируешь найти тут что-то подобное? – спросила у нее Эльза. – Тут снимается масса местных шоу, в Стокгольме или Гетеборге. Было бы весьма удобно, очень близко к дому.
Я поймал взгляд Мерри, и она покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Мне нравится возможность просто сосредоточиться на материнстве. Это действительно самое важное.
Перед тем как соседи ушли, я позвал Карла в дом, чтобы показать ему свою коллекцию африканских масок. Шесть резных деревянных лиц: три из Кот-д’Ивуара, одно из Бенина, две маски плодородия племени игбо – результат семестра, проведенного в Нигерии.
– Как экзотично, – сказал он.
– Они вселяют ужас, – вздрогнула Эльза.
– Мерри чувствует то же самое, – рассмеялся я. – Она годами умоляет меня положить их в коробку.
– И все же они по-прежнему на стене, – улыбнувшись, сказала Эльза.
После того как мы попрощались, я закрыл дверь и привлек Мерри к себе.
– Было весело, – сказал я.
– Да, – согласилась Мерри.
– Правда, они похожи на восковые фигуры, эти двое?
– Да, – сказала жена. – Эльза безупречна.
Я сделал себе заметку напомнить Карлу про его обещание взять меня с собой на охоту. Мерри заканчивала с уборкой и складывала посуду в посудомоечную машину, протирала кухонные столешницы, сметая крошки в ладонь.
Я поднял Конора с ковра и взял на руки. От него исходил аромат духов Эльзы. И пахло детским дерьмом. Я передал его Мерри.
– Похоже, пора менять подгузник, – сказал я.
Мерри
Я наблюдаю за ребенком через решетку его кроватки. Этакая маленькая тюремная камера, чтобы он наверняка не выбрался наружу. Он наблюдает за мной. И не улыбается. Я не доставляю ему радости.
Что ж, это чувство взаимно.
Я смотрю на его лицо. Внимательно ищу перемен. Говорят, дети все время меняются. Сначала они должны походить на своего отца, потом на мать, потом снова на отца. Но он похож только на меня. Все время только на меня. Слишком похож.
Его глаза смотрят на меня с немым упреком. Обвиняюще. «Помни, – говорят они, – помни, что ты со мной сделала». «Мне очень жаль», – шепчу я и отвожу взгляд.
Моя личная тюремная камера – не из деревянных перекладин. Она из стекла и деревьев. Стеклянная клетка – это наш дом, с огромными стеклянными окнами по всему периметру, которые отец Иды вставил, чтобы в доме было как можно больше света и пространства. Но высоченные столетние сосны застят солнечный свет. Заточение на острове, и все пути отступления отрезаны, вся внешняя жизнь под запретом. Только мы.