Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде
Шрифт:
Сломанная рука Курта зажила, и казалось, что травма не мешала ему заниматься спортом. Дон поощрял игру сына в бейсбол почти сразу, как только тот научился ходить, и снабжал его всякими мячами, битами и рукавицами, в которых нуждался маленький мальчик. В детстве Курт считал, что биты больше годятся в качестве ударного инструмента, но, в конце концов, он начал участвовать в спортивных соревнованиях, сперва в своем районе, а затем в организованной игре. В семь лет он попал в свою первую команду Малой лиги. Его отец был тренером. «Он не был лучшим игроком в команде, но и не был самим плохим, – вспоминал Гэри Кобейн. – Мне казалось, что на самом деле Курт не хотел играть. Морально не хотел. Скорее всего, он занимался
Бейсбол был примером того, как Курт искал одобрения Дона. «Курт и отец хорошо ладили, когда он был маленьким, – вспоминала Ким, – но Курт был совсем не таким, каким хотелось его отцу».
И Дон, и Венди столкнулись с конфликтом между идеальным ребенком и реальным ребенком. Поскольку у обоих были неудовлетворенные детские потребности, рождение Курта пробудило все их личные ожидания. Дону хотелось настоящих отношений отца и сына, которых у него никогда не было с Лиландом, и он думал, что совместные занятия спортом создадут эту связь. Хотя Курту и нравился спорт, особенно когда отца не было рядом, он интуитивно связывал отцовскую любовь с этим занятием, чем-то, что оставит неизгладимый след на всей его жизни. Курт решил продолжить играть, но делал это исключительно в знак протеста.
Когда Курт учился во втором классе, родители и учитель пришли к выводу, что его бесконечная энергия может быть последствием проблемы со здоровьем. Они обратились к педиатру Курта за консультацией, и тот исключил из его рациона красный краситель номер два [28] . Улучшений не последовало, и родители ограничили Курта в употреблении сахара. Наконец, врач прописал ему риталин [29] , который Курт принимал в течение трех месяцев. «Он был гиперактивен, – вспомнила Ким. – Курт прыгал на стены, особенно если ему давали сахар».
28
Краситель Е128 (Красный 2G) – опасен для здоровья человека, так как, попадая в ЖКТ, он способен преобразовываться в анилин (канцероген), что со временем может привести к онкологии. За рамками пищевой промышленности применялся для окрашивания моющих средств, гигиенической косметики и некоторых видов тканей.
29
Может стимулировать ЦНС аналогично амфетаминам; также стимулирует кору головного мозга и подкорковых структур. Используется для лечения синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) и нарколепсии.
Другие родственники предполагают, что Курт мог страдать синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Мари вспоминает, как пришла к Кобейнам и увидела Курта, бегающего по окрестностям, стучащего в барабан и орущего во всю глотку. Мари вошла в дом и спросила сестру: «Господи, что он там делает?» «Не знаю, – ответила Венди. – Я не знаю, что сделать, чтобы заставить его остановиться. Я перепробовала все». В то время Венди считала, что Курт таким образом сжигает избыток своей мальчишеской энергии.
Решение начать давать Курту риталин было спорным даже в 1974 году, когда некоторые ученые утверждали, что он вызывает у детей условный рефлекс и увеличивает вероятность аддиктивного поведения в более позднем возрасте; другие, наоборот, считали, что если детей не лечить от гиперактивности, то позже они могут начать заниматься самолечением при помощи запрещенных препаратов. У каждого члена семьи Кобейнов было свое мнение о диагнозе Курта и о том, помог или все же навредил ему тот короткий курс лечения. Позже Курт сказал Кортни Лав, что этот препарат стал важным в его жизни. Лав, которой в детстве также прописали риталин, сказала, что они часто обсуждали эту тему. «Когда ты ребенок и получаешь наркотик, который вызывает у тебя то самое чувство, то куда тебе деваться, когда станешь взрослым? – спрашивала Лав. – Когда ты был ребенком, это дарило эйфорию. Разве это воспоминание не останется с тобой навсегда?»
В феврале 1976 года, всего через неделю после девятого дня рождения Курта, Венди заявила Дону, что хочет развестись. Она объявила об этом в один из будних вечеров и умчалась на своем «Камаро», оставив Дона объясняться с детьми, что ему не особенно удавалось. Несмотря на то что в течение второй половины 1974 года семейные конфликты Дона и Венди заметно участились, ее заявление застало Дона, как и остальных членов семьи, врасплох. Дон впал в состояние отрицания и ушел в себя. Это поведение, которое спустя годы будет скопировано его сыном в переломные времена. Венди всегда была сильной личностью и время от времени впадала в ярость, но Дон был потрясен тем, что она решила разрушить их семью. Ее главная претензия заключалась в том, что Дон постоянно занимался спортом: был судьей и тренером и вдобавок играл в нескольких командах. «В глубине души я не верил, что это может произойти, – вспоминал Дон. – В то время разводы были редкостью. Вот и я не хотел, чтобы это произошло. Она просто захотела уйти».
1 марта Дон съехал и снял комнату в Хокиаме. Он ожидал, что гнев Венди утихнет и их брак удастся спасти, поэтому снял квартиру всего на неделю. Для Дона семья имела очень большое значение, и роль отца первый раз в жизни позволила ему почувствовать себя по-настоящему нужным. «Он был ужасно подавлен разводом», – вспоминал Стэн Таргус, лучший друг Дона. Разрыв был тяжелым, потому что семья Венди обожала Дона, особенно ее сестра Дженис и ее муж Кларк, жившие рядом с Кобейнами. Некоторые из братьев и сестер Венди задавались вопросом, как она будет жить без финансовой поддержки Дона.
29 марта Дону вручили повестку и заявление о расторжении брака. За этим последовало множество юридических документов. Дон часто не отвечал, надеясь, что Венди все-таки передумает. 9 июля он был обвинен в неявке в суд в ответ на ее заявления. В тот же день был заключен окончательный договор, в котором было прописано, что дом переходит в собственность Венди, но Дону был предоставлен залог в размере 6500 долларов, причитающийся ему в случае, если дом будет продан, или когда Венди снова выйдет замуж, или же когда Ким исполнится восемнадцать. У Дона остался его полутонный «Форд»-пикап 1965 года; Венди разрешили оставить семейный «Камаро» 1968 года.
Опекунство над детьми было предоставлено Венди, но Дона обязали выплачивать по 150 долларов в месяц на каждого ребенка в качестве алиментов, плюс покрывать все их медицинские и стоматологические расходы, а также оставили за ним право на обоснованные посещения. Это был обычный суд небольшого городка семидесятых годов, специфика посещения не была прописана, и вся договоренность была неофициальной. Дон переехал к родителям в их трейлер в Монтесано. Он все еще надеялся, что Венди передумает, даже после того, как будут подписаны последние бумаги.
Но ни о чем таком Венди и не думала. Когда она с чем-то покончила, то тут же забывала об этом, и она не могла больше продолжать переживать из-за Дона. Венди быстро сошлась с Фрэнком Фрайничем – красивым портовым грузчиком, который зарабатывал вдвое больше Дона. Кроме того, Фрайнич был склонен к насилию и гневу, и больше всего на свете Венди любила наблюдать за тем, как он изливал свой гнев на Дона. Когда новые водительские права Дона были случайно отправлены по почте в дом Венди, кто-то открыл конверт, натер фекалиями фотографию Дона, запечатал конверт и переслал ему. Это был не развод – это была война, наполненная ненавистью, злобой и кровной местью.