Тяжелые тени
Шрифт:
Палачи молча пялились на землянина. Они не могли поверить своему счастью, так как были уверены, что, в лучшем случае, им перебьют голени и предплечья. На его месте так бы сделал каждый.
– Вам все понятно?
– повысил голос Володя.
Палачи упали ниц и возопили:
– Понятно! Понятно! Благодетель ты наш! Да хранит тебя Логос!
Володя выбежал в коридор, выкрашенный белой больничной краской и побежал к выходу. Мчался, стараясь производить как можно меньше шума, и в голове его метались яростные
Махуня-доду выглянул из пыточной и посмотрел вслед удаляющемуся землянину. И такая беззащитная была у него спина, что сама напрашивалась на нож или пулю.
– Тугон, - страстно зашептал Махуня-доду.
– Там у нас в столике возле электроигл для ногтей - пистолет. А ну-ка, пальни!
Тугон что-то промычал и не двинулся с места.
– Тугон!
П-ока шли переговоры, переводчик скрылся за поворотом.
– Ты почему не выстрелил?
– подступал с кулачками к помощнику Махуня-доду.
– Ты-то сам чего не стрельнул?
– нервно почесываясь, парировал ассистент.
– Слыхал, что он сказал? "У нас длинные руки". Тугону тоже жить хочется!
Махуня-доду сладчайше улыбнулся, и Тугон, даром, что тугодум, вздрогнул от неприятного предчувствия.
– Дорогой Тугон-доду! Тугончик! Малоуважаемый помощник мой! Ты уже сам себя наказал. Если у него действительно длинные руки, он тебя достанет, чтобы наказать за ложь. Разве тебя не учили в детстве, что врать нехорошо?
– Какая ложь?!
– защищался Тугон.
– Я все ему, как Логосу самому. Честно и откровенно сказал.
Махуня-доду, видя смятение подчиненного, блаженствовал.
– В дальнейшем, помощничек, не вмешивайся не в свои дела. И руководителя не перебивай! Не лезь, болван, туда, куда тебя не просят! Изменили приказ о Доме Эвтаназии. Передумали. Новый приказ издали. Решили сжечь девицу Интиль как носительницу генного духа. И сожгут в День Возрождения Непостижимого на площади святого Дяд-Волда-доду. Это необходимо для устрашения и наказания!
Владимир мчался огромными прыжками, и коридор метался у него перед глазами. Один поворот, второй, третий... Здесь, кажется, налево. Распахнул дверь и внезапно оказался во дворе.
На улице было довольно светло. Обе луны в кильватер друг другу прорезали вуальные облака. В углу, рядом с воротами, стояла будка. В ней чернела согнутая фигура часового. Он дремал, опираясь на автомат.
Володя оглянулся. Окна конторы безопасности были темны. Он проскользнул вдоль забора к будке часового и рванул на себя дверь. Прежде, чем часовой успел проснуться, ударил его по согнутой шее сцепленными руками. Тот мешком свалился на пол.
Владимир глянул на пульт. Там находилось три рычажка. Какой же из них открывает ворота? Первый рычажок - красный. Володя сразу же отбросил этот вариант. Красный - наверняка тревога. У второго рычажка был изображен какой-то символ, что-то похожее на древний громкоговоритель. Это тоже не то. Третий рычажок... Он находился в крайнем нижнем положении. Володя затаил дыхание и передвинул его в верхнее положение. Несколько секунд ничего не происходило. Затем массивные ворота дрогнули, их створки плавно заскользили в стороны. Путь свободен.
Володя подхватил автомат и, пригибаясь, рванулся за ворота. Луны зашли за тучи, и вокруг царила спасительная темнота.
Он бежал быстро и мощно. Дыхание было ровным. Темнота покорно обтекала его. Володя понимал, что времени у него было в обрез. Впереди двенадцать километров. Мелькнула мысль, что нужно было угнать машину захвата, стоявшую во дворе без присмотра. Но шум мотора мог растревожить все осиное гнездо. И тогда за ним сразу же организовали бы погоню. А так у него есть фора.
Сколько же он пробежал? Пять, шесть километров?
Обычно бег успокаивал Владимира, но сейчас ярость не угасала. Он обязательно доберется туда, до этого распроклятого логова - Дома Эвтаназии - и камня на камне не оставит!
Владимир подбежал к небольшой рощице. Вдруг услышал доносящийся сзади звук мотора. Мотоцикл... Вот из-за поворота вырвалось щупальце света. Оно скользнуло по стволам деревьев и снова уперлось в ленту шоссе.
Его преследуют! Переводчик взвесил на руке автомат. Жаль, что раньше не разобрался в принципе работы этой малой механизации. Ну, ничего. Наверное, здесь нет ничего сложного.
Он скатился в траву на обочине. Лежал в душистой шуршащей темноте и ждал, прижимая к плечу приклад автомата. Вот мотоциклист почти поровнялся с ним. Пора!
И тут Володя понял, что не сможет выстрелить.
Лежал, уткнувшись в пыльную траву, и широкие плечи его содрогались от рыданий. Он был на волосок от того, чтобы совершить убийство. И почему вдруг решил, что его кто-то преследует? Может, просто ехал обычный человек по своим делам?
Всего несколько недель он пробыл здесь и уже оказался готов совершить то, что вызывало в нем столь сильное отвращение и даже ужас, - убийство!
Неужели на удар надо отвечать ударом, а на выстрел выстрелом? Как тогда отличить сеющее смерть зло от добра, которое вынуждено убивать? Ведь убийство и есть наивысшее зло! Что же тогда остается? Непротивление злу насилием? Подставлять левую щеку, если ударят по правой? Но ведь и это не выход! Это - тупик!!!
Носитель зла поднимает автомат, и философ, призывающий к непротивлению, падает, захлебываясь кровью. Надо бороться. Надо!!! Но как? Пролить кровь? Нет!
Что-то зашуршало сзади, треснуло, словно сорвалась с ветки ночная птица.