Тяжелые тени
Шрифт:
И показалось Владимиру, что в тот же миг что-то несильно толкнуло его в спину. Он вскинул голову. Движение получилось неожиданно резким, несоразмеренным.
– Во-ло-дя!..
Владимир с трудом поднял странно отяжелевшее тело, оперся на локоть. Послышалось? И снова:
– Во-ло-дя! Да не туда вы смотрите!
Володя глянул и не поверил себе.
Неужели он сходит с ума? На пустынной дороге, в сотне километров от земного Представительства, стоял Посланник в выходном сюртуке, освещенный серебристым светом лун.
Володю будто подняла теплая волна и понесла навстречу
– Успокойтесь!
– прикрикнул тот.
– Становитесь рядом! Быстрее!
Он защелкнул на талии Владимира наборный металлический пояс и ворчливо заметил:
– Едва нашел вас. В двадцати метрах от места, где вы решили прилечь, заканчивается гравитационный сектор. Вас же предупредили, что мы ждем на десятом километре. Захотелось бы вам отдохнуть в километре отсюда - и все... Ну, поехали.
– Погодите, Михаил Семенович. Я, конечно, страшно рад вас видеть. Вы даже не представляете... Но, Михаил Семенович! Там, в Доме Эвтаназии, девушка одна. Интиль...
Тут в горле у Владимира что-то пискнуло, и он умолк.
– Плохо вы о нас думаете, коллега. Интиль давно на Земле, на курсах переподготовки.
– Интиль?.. На Земле?..
– Володя никак не мог переварить неожиданную новость.
– Но ведь палач мне сообщил, что...
– Мы им биокибера подсунули, - Посланник улыбнулся, но глаза были печальны.
– Почти точную копию оригинала. Отец ее, Сай-доду, и тот не отличил. Хотя некоторые сомнения у него возникли. Все, все! Дома договорим!
На Володю дохнуло теплым ветром, тьма сгустилась и поглотила все окружающее. И он понял, что в темноте этой нет уже ничего из того, что окружало его мгновение назад. Что находится он в пространственно-временной конфигурации, носящей название гравитационного канала.
Его охватило ощущение счастья, уверенность, что теперь-то все будет хорошо, очень хорошо!
29
Ну и день выдался! Ну и денек! Сплошной праздник. Благоуханный ветерок струился. Пятицветные стяги с черными крестами по углам реяли торжественно и величаво. Чуть влажная после вчерашнего дождя земля парила под лучами утреннего солнца.
Пятицветная трибуна блистала свежей краской и властвовала над окружающей местностью, словно укрепленный замок.
Трубы музыкантов, воинские значки, позументы, пуговицы - все сверкало, слепило, настраивало на возвышенный лад.
Сай-доду по случаю сегодняшних торжеств был почти трезв и сам себе непривычен в этом новом качестве. Он с некоторым испугом поглядывал на свои вычищенные сапоги и то и дело прикасался к роскошной рукояти выданного ему накануне нового кинжала.
Сегодня народ вовсю развлекали во всех частях города. В одном месте собрались любители цирковых представлений, ценители бородатых женщин и грудастых мужчин, знатоки свежевыкрашенных русалок, покрывшихся пупырышками от долгого сидения в бочке.
В другой части города бесплатно раздавали сладости и разливали дешевый напиток чамбурабину, от которого быстро отнимались ноги, но не язык, не устающий славить Непостижимого, ибо сегодня отмечали его День Возрождения.
Недалеко от центральной площади, где должен проходить парад, затерялся пользующийся дурной славой Свиной закуток. На прошлой неделе его подмели, разбили цветники и украсили знаменами. Теперь он именовался площадью Спасения. В центре ее высился столб с перекладиной в виде буквы "Т". Рядом громоздилась поленница дров. Тут собрались горожане вполне определенного сорта - одетые в строгие официальные костюмы, при галстуках. При первом взгляде на них становилось ясно, что они здесь не просто присутствуют, они - представительствуют. Один из них - молодой и растрепанный - суетился, обращаясь к соседям:
– Я все, конечно, понимаю. Но!.. Вы что-нибудь понимаете?! Разве это свобода волеизъявления? Не бывает свободы по принуждению! И к чему эта дешевая символика?
– Он дергал за желтую повязку на своем рукаве. На повязке был изображен прихотливо изогнувшийся трезубец ярко-красного пламени.
Ответом ему было свинцовое молчание.
И только кто-то прошипел:
– Сказано - подбрасывать дрова в костер, ну и подбрасывай! Нашел время болтать. Эти-то болтать не будут!
И правда, солдаты, густой цепью стоящие вдоль тротуара, имели очень грозный вид. Примкнутые штыки своим зловещим блеском наводили на мысли о вспоротом брюхе.
Люди не глядели в глаза друг другу. Общее внимание привлекали две вещи: въезд в Свиной закуток, откуда должны были везти пораженную генным духом преступную Интиль, и часы, стрелки которых неотвратимо двигались к десяти.
Все молчаливее становилась толпа, все угрюмее. Будто невидимое поле все сильнее сковывало их мысли и слова.
Нервы молодого человека не выдержали. Он во всю прыть рванулся в боковой переулок. Солдаты быстро вскинули карабины. В гробовой тишине зловеще щелкнули затворы. Беглец остановился, словно наткнулся на каменную стену. Согнувшись, как после удара в пах, едва перебирая ногами, юноша вернулся в галстучную толпу.
Откормленный и гладко выбритый субъект огляделся и сказал хорошо поставленным голосом:
– Не вижу причин для малодушия. Мы здесь для того, чтобы содействовать государству. Чтобы изъять, если можно так выразиться, из обращения фальшивую монету - государственную преступницу Интиль. Государство - это мы. И что на пользу государству, то на пользу нам. И вообще, слава Непостижимому, да будет он жив, здрав и невредим.
– Плюнуть бы тебе в твою морду поганую за такие слова, - донеслось до откормленного.
– Тебе-то хорошо живется. Вон какую харю отъел!
– Ему-то чего бояться? Таких, как он, не трогают, - поддержал еще кто-то.
– Мышь копны не боится!
– Кто? Кто только что говорил?!
– расспрашивал неизвестно откуда взявшийся субъект с пронзительными глазами и бесцеремонными манерами.
Сай-доду, улыбаясь жалко и искательно, подходил то к одной, то к другой группке офицеров. Он так хотел, чтобы с ним поговорили! Ему так хотелось поделиться радостью. Ведь сегодня был и его праздник.
Офицеры, будто невзначай, поворачивались к нему спиной и продолжали говорить о каких-то своих делах. Только однажды кто-то из новичков, с любопытством вглядываясь в его лицо, спросил елейным голоском: