Тяжелый круг
Шрифт:
— Ну и?..
— Ну и тогда даст старт.
— А как он это сделает?
— Махнет флагом.
— А потом?
— Что «потом»? Потом смотри: это видеть надо.
К концу дня Анна Павловна была уж так подкована, что решила попытать счастья в тотализаторе. Принцип, по которому она поставила деньги, был столь же бесхитростным, сколь и отчаянным: в тринадцатой скачке на лошадь под тринадцатым номером.
И надо же было такому случиться: облюбованная ею лошадь пришла первой и «привезла» самый большой в этот день выигрыш. Получив в кассе деньги, Анна Павловна была счастлива и смущена:
— Я зарплату за полмесяца
В том, что она выиграла, нет ничего удивительного, начинающим очень часто везет, и для многих это оборачивается бедой: уверовав в слепую удачу, они долго не могут вырваться из сетей безумного азарта, который не только разоряет их материально, но и калечит души. И Анну Павловну не минула эта беда.
4
Она начинала свою деятельность на ипподроме на следующий день, в воскресенье двадцать восьмого мая. Утром она посмотрела в окно и озабоченно сказала:
— Экий дождище! Какие уж тут скачки…
— Мама, не забывай, кто ты теперь есть, и не роняй своего достоинства необдуманными словами, — урезонила ее Виолетта. — Кто-кто, а уж сотрудник ипподрома должен твердо знать: «Скачки состоятся при любой погоде», — об этом даже на афишах пишется большущими буквами.
Много еще предстояло постигнуть Анне Павловне.
Заведующий тотализатором объяснил ей круг обязанностей. Все они были весьма немудреными, любому уму и опыту доступными: деньги с игрока получить, протянуть ему взамен билетик, номер которого записав предварительно в ведомости. Нехитрое дело, но исполнять его надо проворно, а желающих рискнуть много. После предостерегающего звонка, который раздается враз во всех кассах, как колокола громкого боя в кубриках морского корабля, в окошко еще продолжают просовываться руки с зажатыми в кулак деньгами и слышатся мольбы тех, кто в самый последний момент узнал, какая из лошадей — верняк. Как правило, эти люди потом облегченно вздыхают и благодарят судьбу за то, что она уберегла их от разорительного шага. Во всяком случае, заблуждения бывают очень глубокими: перед второй скачкой какой-то тип просунул в окошко Анне Павловне смятую двадцатипятирублевую бумажку и попросил охрипшим голосом:
— Пять — семь, на все деньги.
Так решительно играть — значит быть совершенно уверенным, не правда ли? Но первой пришла лошадь под третьим номером. Игрока это не смутило — он еще одну четвертную протянул:
— Семь — два, на все!
В третьей скачке, верно, пришла «семерка», но в следующей победила лошадь под первым номером, «двойка» никакой роли в скачке не играла, и, значит, теперь у того игрока прахом пошли пятьдесят рублей, потому что для выигрыша надо угадать победителей в двух смежных скачках.
Эта дрожащая рука еще несколько раз протягивала смятые и мокрые от потной ладони деньги, Анна Павловна стала переживать за азартного парня: один раз тот поставил верно, но выплата была небольшой и в общей сумме он, очевидно, проиграл не меньше ста рублей.
Разные люди бросали вызов случаю.
Отошел от окошка, спотыкаясь от счастья, черноглазый, с усиками, парень — сто двадцать рублей зараз отхватил.
Игру вели не только мужчины. Стеснительно сначала, а потом все увереннее и решительнее подбрасывала в окошечко деньги, словно топливо в печку, почтенная средних лет дама, хотя и без единого седого волоса. Ее преследовали неудачи, но она все никак не могла угомониться.
Лица игроков Анне Павловне редко удавалось разглядеть, но зато она со свойственной ей наблюдательностью обращала внимание на руки. Сколько их протягивалось к ней в окошечко: холеные, старые, дрожащие, грязные, небрежные, неуверенные, жадные, цепкие. Деньги: смятые в кулаке, независимо протянутые двумя пальцами, пачкой брошенные торопливо, скупо отсчитанные мелочью. «Один билетик… двойной… одинар… два дубля». Голоса мужские, редко женские, хрипловатые от нетерпения, ломкие, с надеждой, иные почему-то шепотом называли номера скачек, номера лошадей… В обмен на деньги сгребали с подоконника картонные билеты, чтобы получить на них в окне выдачи вдвое, втрое, вдесятеро. В случае выигрыша. В случае проигрыша — оставь себе на память! Поначалу Анна Павловна была почему-то недоброжелательна к игрокам, злилась. И противно было, и любопытно, и дрожь какая-то внутри занималась, будто заражали ее клиенты своим азартом, как инфекцией, будто вирусы от них какие в окошечко летели.
С началом каждой скачки у нее бывало минут пять перерыва. Она захлопывала окошечко и не реагировала на стуки. Порядок она быстро усвоила: гонг ударил, продажа билетов прекращается. Хоть ты лопни там у кассы от жадности своей.
Анна Павловна, разминая пальцы, пугалась: не обсчиталась ли, качала головой — и это артистка-то! Иногда успевала глянуть боком в зеркальце. «Блекну, блекну, — думала. — Косметика хорошая бешеную цену стоит, все переплачивай, тушь махровая английская — ну-ка купи! Они тебе, спекулянты, покажут, сколько приличный макияж стоит…»
И снова, снова тянулись к ней потные ладони в азарте. Сто рублей!.. «Восемь — два, на все деньги». Двадцать пять рублей! «Шесть — два, на все». «Проиграешься ведь, дурак», — комментировала внутренним голосом Анна Павловна, а свое дело делала.
Подходил к кассе благообразный старичок и говорил неизменно:
— Спытаю в остатный разик.
«Спытай, спытай, весь пенсион уж, поди, спытал!»
— Все равно отыграюсь! — сообщал кто-то упрямый Анне Павловне, протягивая мелко сложенную трешницу.
«Жена дома на тебе отыграется!..»
Захлопнула окошечко. Подумала: «А вдруг удача? Ведь сразу ни за что месячный заработок может получиться… Куплю парик. Корейский. Из настоящего волоса», — весело, легкомысленно подумала.
И вот как-то так случилось, что не совладала с собой Анна Павловна. Расписку давала, что играть не будет ни сама, ни через подставных лиц. Она и не думала играть, но когда в восьмой и девятой скачках все начали вдруг ставить на лошадей Нарса Наркисова и Саши Милашевского, брать комбинацию «три — два», рука ее сама взяла пять картонок и вывела на каждой: «3–2». Та же рука вынула из хозяйственной сумки пятерку и положила ее в кассовый ящик.
Виолетта сидела поблизости, Анна Павловна подозвала ее.
— Вот, дочь, возьми, — горячечным шепотом сказала она и протянула пять билетов.
— Ма-а-ама! — только и произнесла Виолетта.
На трибунах кипели страсти. Промотавшийся, как видно, игрочишка припоздало переживал свою неудачу и, обращаясь к двум своим товарищам, которые стояли, покуривали с лицами постно-незаинтересованными, как у второгодников, которым надеяться уж не на что, восклицал:
— Нет, ведь я ждал ее тремя билетами!