Тяжесть венца
Шрифт:
Порой Анна замирала, прижав к себе свое единственное сокровище – дочь Филипа, сестру Дэвида. Ей хотелось соединиться, слиться в одно целое со своей крошкой. Но Кэтрин раздражали эти молчаливые объятия матери. Она начинала ерзать, вырывалась и в конце концов убегала либо на кухню, смотреть, как сестра Геновева печет пирог, либо на стены обители, откуда с завистью наблюдала, как деревенские ребятишки шумной гурьбою рвут плющ и остролист для рождественских украшений. Девочка отчаянно томилась в заточении. Привыкнув к жизни в шумном замке, где она была маленькой госпожой и все счастливы были поиграть с нею, она испытывала глубокое разочарование оттого,
– Ты хочешь оставить маму совсем одну?
И когда Кэтрин начинала отчаянно мотать головой, он прибавлял:
– Будь умницей, Кэт. Ты должна быть поласковее с матерью и пореже напоминать ей о Гнезде Орла. И тогда однажды я возьму тебя с собой в Йорк или в Ноттингем, где по озерам плавают белые лебеди, и ты будешь кататься на белом как снег пони, которого я тебе подарю. Все мальчики и девочки захотят с тобой играть, и это потому, что ты станешь принцессой.
Герцог уезжал, а ее по-прежнему продолжали держать взаперти. Кэтрин снова скучала и преследовала мать Евлалию просьбами отпустить ее в селение. В конце концов настоятельница сама обратилась к леди Анне, но та пришла в неописуемый ужас. Больше всего на свете Анна боялась, что с ее крошкой что-нибудь случится. Именно поэтому ей казалось необходимым держать Кэт подле себя, за толстыми стенами, где ей ничего не угрожает.
В день Богоявления, когда окрестные крестьяне сошлись в монастырскую церковь на праздничную службу, Кэтрин была чрезвычайно оживлена и без устали болтала о чем-то в притворе церкви с деревенским мальчишкой. Однако во время трапезы вдруг стала подозрительно смирной, отказалась от праздничного пирога и необычайно рано ушла спать в общую опочивальню, куда в последнее время окончательно перебралась.
Ближе к вечерней молитве Анну разыскала перепуганная сестра Агата, сообщив, что у девочки жар, лицо ее опухло и покрылось сыпью и она никого не узнает.
Как ни странно, именно это новое горе словно бы пробудило Анну.
Осмотрев дочь, она повернулась к перепуганным монахиням и начала властно и твердо отдавать приказания, будто госпожа в собственном замке. Сестры засуетились, забегали, и даже не терпевшая посягательств на свою власть мать-настоятельница покорно отправилась выполнять ее распоряжения.
Монахини-бенедиктинки, согласно уставу, обязаны были заниматься врачеванием, поэтому в кладовых монастыря нашлось достаточно лечебных трав и снадобий. Сестры удивились, что Анна оказалась столь сведущей в медицине, но еще в большее изумление их привели та твердость и сила духа, что обнаружились в этой, казалось бы, совершенно сломленной женщине.
Как оказалось, в приходе эта болезнь уже расползлась довольно широко, и леди Анна, бодрствовавшая у изголовья дочери двое суток, пока у нее не начал спадать жар и не исчезла сыпь, тотчас отправилась в селение и принялась врачевать детей из долины.
Тогда-то она и узнала, что начальником отряда, охранявшего ее, является тот самый Джон Дайтон, который одно время служил в Нейуорте.
– Его светлость герцог Глостер приказал мне оберегать вас, когда я поступил к нему на службу, – глухо проговорил Дайтон в ответ на удивленный вопрос Анны Невиль. – Милорд считает, что вам будет спокойнее, если поблизости окажется человек из Гнезда Орла.
Анна была слишком утомлена, чтобы долго расспрашивать его или размышлять над фактом появления нейуортского ратника здесь. Она вернулась в монастырь и, узнав, что ее дочь с аппетитом поела и теперь спокойно почивает, помолилась и отправилась к себе. Она спала так долго и крепко, что впервые за полгода, проведенные в обители, не вышла ни к полунощной, ни к заутрене, а когда после того, как отзвонили nones [2] , спустилась в трапезную, по ее спокойному и, как всегда, бледному лицу никак нельзя было предположить, что она начала возвращаться к жизни.
2
Служба в три часа пополудни.
Первым это понял Ричард Глостер. По дороге в замок Скиптон он порой делал крюк, посещая безлюдный приход Сент-Мартин.
– Вы должны были без промедления послать ко мне гонца, кузина, – сказал он, услышав, что Кэтрин серьезно болела. – Ведь здесь, в селении, стоят мои люди, и вы могли отправить любого из них в Йорк. Я добыл бы лучшего из лекарей.
Анна перебирала крохотные посеребренные четки. Они сидели вдвоем в большом покое для гостей монастыря в странноприимном доме, где всегда останавливался Ричард Глостер. В камине под колпаком тлели куски торфа и пылал сухой утесник. За окном уже вторые сутки без устали падал пушистый снег.
– Я благодарна вам за заботу, ваша светлость, – негромко сказала Анна. – Но Господь смилостивился над моей девочкой еще до того, как мне пришло в голову просить вас о помощи. В закромах Сент-Мартина нашлось все, что было необходимо для ее лечения.
Ричард Глостер коротко взглянул на Анну. Ему на миг показалось, что ее голос приобрел былую твердость, исчезла шелестящая вялость интонации, будто Анна делала над собой усилие, роняя каждое слово.
– Милорд, я встретила здесь, в долине, человека по имени Джон Дайтон. Он сказал, что вы наказали ему охранять меня. От кого? Кому может понадобиться вдова нортумберлендского барона, ищущая покоя в старых стенах уединенной обители?
Теперь Ричард знал, что не ошибается. Неделей раньше Анну ничего не волновало и не интересовало. Она возвращается к жизни, а значит, настала пора действовать.
– Вы забываете, Анна, что вы из рода Невилей, а ваш деверь, герцог Кларенс, владеет вашей долей наследства Делателя Королей на незаконном основании. Мой брат когда-то объявил вас мертвой, дабы завладеть вашими землями. Однако Кларенс знает, что, если обман раскроется, он вынужден будет поделиться с сестрой покойной Изабеллы, чего он не желает всеми силами души. Его люди ищут вас по всей Англии, чтобы сделать правдивыми утверждения своего господина.
Анна пожала плечами.
– Сент-Мартин слишком уединенное место, чтобы кто-то мог заподозрить, что здесь скрывается бывшая принцесса Уэльская. Впрочем, если вы не убеждены в надежности Литтондейла, вы можете отправить меня обратно в Нейуорт. Уж там-то меня Кларенс не отыщет, и я буду дома, вблизи могил дорогих мне людей, под охраной преданных слуг.
Ричард задумчиво покусывал нижнюю губу и не отвечал, и в это мгновение Анне впервые пришло в голову, почему Ричард Глостер так стремился увезти ее из Нейуорта и скрыть в своих владениях. Но она не успела заговорить, ибо герцог заговорил сам: