Тяжесть венца
Шрифт:
Уильям отвел взгляд и заметил, что поначалу пропуском им будет служить эмблема Белого Вепря, однако потом придется купить что-либо не столь заметное. Да и коней хорошо бы сменить на более выносливых мулов.
– Возможно, в отряде Джеймса Тирелла нас сочтут за дезертиров. Хотя Черный Человек не так прост, и вполне в состоянии сопоставить некоторые факты. В Понтефракте нас также скоро хватятся, и тогда не миновать погони. По правде говоря, леди Анна, я все еще считаю эту затею чистейшим безумием.
– Ничего, – улыбнулась Анна. – Не забывайте, Уил, audentes fortuna juvat [40] . И разве это не напоминает вам, как мы покинули Йорк?
– Отнюдь. Тогда все было по-иному. Вызов превратился в бунт.
– Нет, –
40
Смелым судьба помогает (лат.).
Неожиданно она легко засмеялась.
– Представляю, как сейчас Джеральдина Нил желает доброго утра леди Харрингтон…
И она захохотала еще звонче. Уильям тоже рассмеялся. Он слишком долго оставался ручной птицей, но теперь свобода и легкость Анны передались и ему. Не прошло и минуты, как они пришпорили коней и легким кантером поскакали по направлению к югу.
8
Площадь Полс Черчярд перед лондонским собором святого Павла была забита до отказа. В самом центре ее гвардейцы осаживали толпу при помощи протазанов [41] . Здесь, на открытом пространстве, со свечой в руках стояла полуобнаженная женщина. Короткая юбка едва прикрывала ее колени, босые ноги были изранены, распущенные черные волосы падали на обнаженную грудь. Невидящим взором она смотрела прямо перед собой, повторяя за священником слова покаяния. Однако из-за стоявшего вокруг шума ничего нельзя было разобрать. Толпа ржала и потешалась:
41
Протазан – копье с широким наконечником, обычно украшенным кистью или перекладиной.
– Поделом тебе, проклятая шлюха!
– Кэвин, да ты только глянь, какие сиськи у этой Джейн Шор!
– А какие ножки! Нет, покойный государь знал толк в бабах. Да и изменник Гастингс тоже. Ох-хо-хо!
– Гляди, гляди, как держится! Что твоя святая, а на деле – самая распутная девка из тех, что когда-либо таскались по улицам Лондона.
– Если бы почаще таких гулящих заставляли каяться, глядишь, и перевелась бы скверна в старом добром Лондоне.
– А мне ее жаль. Она всегда была добра, а в голодные годы щедро жертвовала на богадельни и приюты.
– Кому это жаль потаскуху? Да ее на костер надобно! На пару с королевой они хотели извести колдовством самого лорда-протектора, а славного Эдуарда IV эта Джейн до смерти замучила своим распутством. Ее еще хватало и на Дорсета, и на Бэкингема. А едва король испустил дух – упокой его, Господи! – тут же прыгнула под одеяло к изменнику Гастингсу. Ничего, погодите. Герцог Глостер сумеет по заслугам разделаться со всеми изменниками и предателями – благослови его, Пресвятая Дева!
Под навесом одного из окружавших площадь домов за покаянием фаворитки наблюдали двое путников в запыленных дорожных плащах. Они сидели верхом на мулах и лишь молча переглянулись, заслышав эти речи.
– Вы что-нибудь понимаете, Уил? Почему в таком положении оказалась женщина, которой покровительствовал сам лорд Гастингс? И что могло произойти, если самого лорда-чемберлена чернь зовет изменником?
– А что вы скажете по поводу того, что весь город полон солдатами-йоркцами и людьми самого герцога Глостера? К тому же, вы заметили, что на тех бедолагах, которых травила толпа у ворот Ладгейт, были ливреи цветов лорда-чемберлена? Боюсь, все это свидетельствует лишь об одном – Гастингс в немилости у лорда-протектора.
– Но это немыслимо! Гастингс всегда был союзником моего супруга. Именно он первым предупредил Ричарда о действиях Вудвилей.
Уильям ничего не мог ответить. Почти две недели они провели в пути и по дороге нигде не замечали признаков волнений. Опасаясь преследования, они сделали крюк через западные графства, по пути купив одежду обычных путников, и примкнули к направлявшемуся на юг купеческому обозу, выдавая себя за младших детей захолустного джентри [42] , направляющихся получить образование в иннах лондонского Темпла. В дороге Анна беспокоилась, считая, что они движутся чрезвычайно медленно, но Уильям настоял, чтобы они оставались с обозом, так как без подорожных грамот их могли задержать у первого же поста. Они все еще опасались погони, которая разыскивала бы сбежавшую герцогиню, но все было спокойно. Никакого преследования, никакой суеты на дорогах. Их спутники знали о кончине так долго правившего короля Эдуарда, ставили за помин его души свечки в часовнях да лениво перебрасывались словами о том, что, мол, дескать, юный Эдуард V вряд ли осилит бремя власти – пошли ему, Господь, мудрых советников. Овцы паслись на лугах, отбивали часы колокола церквей, несли службу таможни, стражники в придорожных башнях по-прежнему сменялись шесть раз в сутки. Казалось, никто в Англии не ведает о том, какие события назревают на юге, никто не подозревает о похищении юного короля у его опекунов и о том, что страсти вельмож так накалены, что достаточно искры, чтобы вновь вспыхнула смута.
42
Джентри – мелкопоместная английская знать.
И лишь когда они приблизились к столице, их словно окатило жаром назревавших событий. Лондон кипел, и в душном летнем воздухе чувствовалось приближение чего-то необычного и ужасного.
– Леди Анна, у вас утомленный вид. Нам следует найти пристанище и передохнуть.
Уильям проговорил это, склонившись к ней в седле, чтобы никто не услышал ненароком его обращения к спутнику, облаченному в плащ с капюшоном и обутому в высокие сапоги. Возможно, эта предосторожность была и излишней, так как толпа вдруг загалдела, заколыхалась, солдаты принялись расчищать в ней проход. Несчастная грешница завершила свое покаяние и теперь должна была проследовать через весь Лондон к резиденции епископа Лондонского, где ей надлежало еще держать допрос и обличающую речь епископа. В этот момент на месте экзекуции появились трое вельмож на великолепно убранных лошадях.
– Взгляните! Здесь Брэкенбери, комендант Понтефракта, который отвечает за вас головой.
И действительно, нарядный и веселый Роберт Брэкенбери восседал рядом с могущественным Джоном Ховардом. Они о чем-то весело переговаривались, наблюдая за бредущей среди черни полураздетой Джейн Шор. Анна была отчасти удивлена, увидев его здесь и в таком благодушном настроении. Но уже спустя мгновение она глядела только на третьего всадника. Он был в распахнутом белом упланде, к маленькой плоской шапочке сверкающей брошью было прикреплено длинное перо белой цапли. Длинные волосы обрамляли его смуглое привлекательное лицо, на котором, словно звезды, сияли удивительно яркие голубые глаза.
– Генри Стаффорд, герцог Бэкингемский, – загомонили в толпе. – Ныне он второй человек после горбатого Дика. Смотрите-ка, приехал полюбоваться на шлюху Джейн. Говорят, когда-то она ему проходу не давала со своей любовью.
Бэкингем бросил остроту своим спутникам и засмеялся. Однако внезапно улыбка начала сползать с его лица. Джейн Шор, не поднимая головы, под свист и улюлюканье толпы, босая, оказалась прямо перед ним. Чернь теснила сдерживающих ее стражников, стараясь попасть плевками в несчастную. Кто-то запустил камнем, и по щеке женщины побежала струйка крови. Она подняла руку, чтобы защититься, но тем самым открыла грудь. В толпе захохотали.