Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Это было зрелище.
Шесть драконов молча мчались на Зверя с разных сторон, только слышался свист воздуха, вырывающегося из громадных легких, да под ногами лесных исполинов тяжко дрожала земля. Половину расстояния, отделявшего их от врага, они покрыли быстрее, чем можно сосчитать до десяти. Вслед за ними из-под защиты деревьев с криками выбежали люди. Первыми бежали шептуны, которым предстояло сразу после схватки зашептать разъяренных драконов – дело далеко не простое, требующее согласованных усилий многих людей. За ними спешили стрелки, на бегу изготавливая к стрельбе духовые трубки. Некоторые раскручивали пращи. Сильно отстав от охотников, рысил позади всех Брюхоногий Полидевк, свистя в дудку-кость.
Теперь Железный Зверь не казался таким уж страшным – даже самый маленький дракон вчетверо превосходил его размерами. Затопчут, уверенно думал Леон, стараясь не отстать от своего десятка, крича на бегу, как все. Он не хотел пропустить этот момент. Сейчас шесть чудовищ – шесть живых таранов – сойдутся в одной точке, и опасный Железный Зверь будет раздавлен лавиной тупой животной ярости, топчущих лап и рвущих когтей. Будет чудо, если Зверь сумеет отбиться от шести драконов разом, но если он все же отобьется, в дело вступят охотники и воздух наполнится пением отравленных стрел. Залп из четырехсот духовых трубок чего-нибудь да стоит!
От Железного Зверя отделился сверкающий обруч. Узкое кольцо, похожее на Великий Нимб, но неизмеримо более яркое, ослепляющее, стремительно раздалось вширь, захватывая пустошь, мгновенно вспыхивающую траву, кустарник, драконов, людей…
Охваченные жарким пламенем, шесть драконов продолжали нестись вперед до тех пор, пока последний из них не рассыпался на бегу в пепел. Люди, не подгоняемые приказами шептунов, оказались слабее. Некоторые из отставших сразу повернули к лесу. Кое-кому из них это спасло жизнь.
Вспыхивали, падали… Большая часть охотников продолжала бежать к Зверю, пуская стрелки из духовых трубок, и люди превращались в огненные столбы, так и не успев осознать, что произошло. Другие ложились ничком; некоторые, как Линдор, пытались с разбега перескочить через огненный обруч. Иные успевали крикнуть.
Леон выстрелил только один раз. Возможно, он попал в Зверя, возможно, и нет, – он не был уверен. Когда он споткнулся и с криком досады полетел в невесть откуда взявшуюся яму, он как раз заталкивал на бегу в духовую трубку новую стрелку – он бы точно попал во второй раз, в этом не могло быть сомнений…
Он закричал еще раз, когда пронесшийся над пустошью огненный вихрь опалил ему спину, попытался вскочить и упал снова, мучаясь от боли ожогов и еще не понимая, как ему повезло. Волосы на затылке сожгло, кожаный набедренник тлел и вонял. За что? Леон моргал ослепленными глазами. Почему так больно? Что люди сделали плохого Железному Зверю? Он моргал, видя и не видя, как недолгое время стоят, а затем падают факелы, только что бывшие людьми, как горит трава и с неба начинает сеяться пепел, а вот и лес загорелся, потому что до него дошел огненный круг…
Один из детенышей Зверя взмыл в воздух – оказывается, он умел летать! – и, легко набрав высоту, покружился над лесом там, куда ушло большинство спасшихся от Зверя. Лес в той стороне, и без того горящий весело и жарко, вспыхнул еще ярче.
Леон не пошевелился, когда детеныш прошел над ним так низко, что можно было рассмотреть свое отражение в его блестящем брюхе. Умом он понимал, что должен что-то сделать, может быть – поднять трубку и выстрелить, может быть – попытаться убежать. Он не сделал ничего. И он остался жив, а те, кто что-то делал, – вспыхнули и рассыпались пеплом.
Это было как страшный неправдоподобный сон. Этого не могло быть наяву.
И это было.
Лес вокруг Круглой пустоши горел весь вечер и часть ночи. Шипели, взрывались древесные стволы, поднимался жирный дым, влага спорила с огнем. Когда отблески пожара перестали освещать картину разрушения, Леон выбрался из ямы и, утопая локтями в горячем пепле, пополз прочь. Достигнув леса, он побежал.
Рудная жилка оказалась беднее металлом, чем ожидал Девятый, но все же он поступил правильно, обосновавшись здесь. Другие обнаруженные им аномалии располагались далеко, возле гор и в самих горах, почти на границе его участка. Основную работу лучше всего начать отсюда, с середины, и, накопив необходимое число зауряд-очистителей, концентрически расширять зону очистки до прямого контакта с зонами Восьмого, Десятого и Тридцать Четвертого. До сих пор не было оснований отказываться от отработанной методики.
Вчера небольшая группа местных животных, передвигающихся на задних конечностях, проявила интерес к его работе. Он пугнул их больше для порядка, чем из осторожности, – вряд ли подобные создания сумели бы ему помешать. Сегодня их пришло много больше и пришлось обратить на них внимание. Девятый и не подумал докладывать о происшествии на «Основу Основ» – слишком мелким был инцидент. Разумеется, эти животные не смогли бы причинить никакого вреда автоном-очистителю его класса, однако все говорило о том, что они пытались неуклюже атаковать вторгшегося на их территорию чужака и даже привели для этой цели более крупных животных, очевидно находящихся с ними в симбиозе. Примитивная планета, примитивная тупая жизнь, – явно не тот мир, где биосфера способна оказать активное сопротивление очистке. Более высокоорганизованным существам хватило бы одного наглядного урока, чтобы извлечь выводы, – этим, возможно, будет мало и двух.
Во время нападения Девятый ни на секунду не прерывал своей работы. Столь убогими тварями следует заниматься лишь в рамках общего плана очистки, специального внимания они не заслуживали.
Прошел день и два. Малая часть уцелевших охотников еще оставалась в деревне без всякого дела – собирались кучками, растерянно молчали, с недоумением заглядывая друг другу в глаза, веря и не веря в случившееся. Большинство ушло домой, к семьям. Женщины бегали из дома в дом, спорили о чем-то, но больше молчали, вздыхая. Хранительница не показывалась – говорили, что она с двумя младшими хранительницами перебирает древние тексты, ищет ответ.
Погибших успели оплакать, поэты сложили поминальные песни. Обожженных лечили травами и мазями, но серьезно пострадавших среди них оказалось немного. Пряча глаза, старались скрыть очевидное: уйти от огня удалось лишь тем, кто с первых секунд заразился паникой и вдобавок имел достаточно длинные ноги, – тугодумы и тяжелораненые были обречены. Умнейший, и прежде не пряник, стал раздражителен и либо обрывал на полуслове тех, кто приставал с вопросами, либо начинал говорить так брюзгливо и путано, что люди расходились сами. Авторитет его пошатнулся: выяснилось, что он убеждал Линдора отказаться от немедленного нападения на Железного Зверя и не сумел убедить.