Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Бред. Шизоидный.
Нет, мятежники сперва попытаются пленить или истребить людей Марджори и захватить их оружие, а уже потом... Надо думать, диспетчерские башни, вся внешняя связь и управление ракетными шахтами уже в их руках. В крайнем случае «Магдалену» сожгут на подходе – если до того времени не успеют разделаться с людьми Марджори. Программа максимум, конечно, – захватить Присциллу...
Все равно непонятно, на что они рассчитывают. Я бы на такие шансы не ловил, но куда мне до Лучкина. У него на шансы нюх.
– Старожилов много с вами? – невинным тоном интересуюсь я.
– Много.
Ответ с запинкой. Саймону плохо удается вранье.
Внезапно гаснет свет, затем начинает мигать и гаснет окончательно, зато на стене тускло загорается забранный сеткой плафон аварийного освещения, и только потом слышится далекое «та-та-та-та»... Пуля дура, что ей порвать силовой кабель? Странно лишь, что повреждения возникли только сейчас, вон сколько кабелей протянуто под потолком, даже сквозь кубрик они проходят, а уж в штреках и вовсе паутина, на пальбу внутри помещений база никак не рассчитана...
Саймон, маясь, то присядет на нары, то вскочит. Нет, он нормальный эксмен и в глубине души счастлив, что ему поручено охранять меня, а не лезть под пули, – но и это ему маетно.
– Хочешь расскажу тебе одну историю? – предлагаю я.
– Пошел ты... – тоскливо роняет он.
– Нет, ты послушай. Давным-давно жил такой спартанский царь, Клеомен. Тебе простительно о нем не знать. Так вот, когда на Спарту напали сильнейшие числом враги, он освободил рабов... нужда заставила... освободил презренных илотов, согласных вступить в его войско и сражаться за Спарту. Таких набралось немало. И в решающей битве спартиаты и илоты сражались плечом к плечу...
Негр напоказ зевает, ослепительно сверкнув зубами, а коротышка Саймон слушает, не пытаясь перебить. Ему правда интересно.
– Если бы они одержали победу...
– Так они проиграли? – Саймону в один миг становится все ясно. Если уж пошло сослагательное наклонение...
– Погибло все войско. Им не повезло. Но... – я делаю многозначительную паузу, – илоты дрались, как подобает воинам, и погибли свободными. Можно поставить на кон все и проиграть. Можно не играть совсем и проиграть наверняка. Есть маленькая разница. Нюанс.
– Не понял, к чему это ты, – ухмыляется Саймон. – Это нас-то сделали свободными? Что-то не замечал.
Все верно. Он техник, а не пилот, ему неведомо чувство свободы в полете, хотя бы и учебном. Моя промашка.
– Но ты добровольно отправился на Ананке? – допытываюсь я, стараясь не обращать внимания на пылающий затылок.
– Еще чего придумал. – Саймон фыркает. – Вызвали кучу народу по списку, согнали в трюм...
– Ты знал, куда везут?
– Так... слухи были.
– Ты мог не подчиниться, – перебиваю я. – Никто бы тебя силком не потащил. Здесь нужны бойцы, а не стадо, это даже бабы понимают. Расстреляли бы в назидание остальным? Ой ли? Ты мог бы покалечить себя или симулировать аппендицит. Мог бы придумать еще сотню уверток. Лагеря испугался? Так ведь где и когда дать дуба – это только вопрос времени, а в нынешних обстоятельствах – не очень большого времени. Ананке полыхнет через три дня, Церера – через шесть недель, Земля – через восемь месяцев...
– Заткнись!
– Есть шанс сдохнуть в драке, успев накостылять противнику. Шанс, пусть очень малый, спасти всю Землю...
Забавно: он не понимает простых вещей. Он улыбается: ему забавно, что простых вещей не понимаю я. В его голосе искреннее недоумение:
– Чего ради стараться для баб?
– Ради самих себя! Ради шанса выжить и когда-нибудь все изменить!
Ухмылка Саймона становится шире:
– Ну, ты-то, как я слыхал, стараешься ради своей мамочки. Это, конечно, твое дело, но при чем тут мы?
Хлесткий удар, ничего не скажешь. И ниже пояса.
Я не сразу нахожу слова, а когда нахожу и зло цежу их сквозь зубы, ухмылка сползает с лица Саймона.
– При том, что надо уметь хоть немного думать! Головой! Пилоты-эксмены – когда это бывало? Власть пошла на крайние меры ради самосохранения – и ошиблась. Она уже не сумеет сохранить себя в прежнем виде, если нам удастся отбиться! А что предлагаешь ты, вы все? – Я повышаю голос, обращаясь и к негру. – Помереть самим, только бы перемерли бабы? Хороший выход для долдонов, но я против. Да поймите же вы, кретины: мы только тем и отличаемся от скотов, что можем полезть в драку сами. Сами!
– В бойню! – взвизгивает Саймон.
– Быть может, она окажется просто дракой...
– Мы уже деремся, – возражает Саймон, но как-то не очень уверенно. – Здесь. С бабами.
– За жизнь – или за отсрочку?
– Врежь-ка ему разок, – советует Саймону негр. – За кретинов. Нет, дай я...
– Не надо, – останавливает Саймон. – Он же правда верит... А я вот что скажу: они настоящие люди, а мы так, эксмены. Но мы не скот. Кто хочет, тот пусть добровольно топает на убой, пожалуйста! Хоть с песнями. Только без нас!
Ничего у меня с ним не получится. Саймон не Мустафа Безухов, не Мика Йоукахайнен и не Джо Хартрайт. Трусоват и пассивен... в сущности, обыкновенный эксмен, наугад выдернутый из толпы. Кто я такой, чтобы многого от него хотеть? Пророк? Вождь? Не сподобился. У него другой вождь – тот, который приказал ему присматривать за мной.
– Вы и есть скот, – хриплю я. – Погубить все дело, чтобы попытаться выгадать лишних восемь месяцев прозябания? Ну, вперед... Не пожалеешь потом, когда придет твой черед гореть?
– Подвинься-ка! – Это негр Саймону.
Он усаживается подле меня на корточки, треплет по щеке и жирно, густо рокочет, будто перекатывает в горле и никак не может проглотить шарик масла:
– Расслабься, милый, расслабься... Расслабился?
Я не собираюсь отвечать, и тогда он с хряском бьет меня по зубам. Поза ему мешает, удар получается ерундовый, но мой пылающий затылок пробует на прочность стойку нар. Взрыв боли – и грузно, как бетонные блоки, выплывающие из черноты слова:
– Мы все слиняем отсюда! А баб мы бросим тут! Предварительно попользовавшись!