Тысяча И Одна Ночь. Книга 9
Шрифт:
Сказка о Хасане басрийском (ночи 778-831)
Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и столетия один купец среди купцов, пребывавший в земле Басры, и было у этого купца двое детей мужского пола, и обладал он большими деньгами. И определил Аллах всеслышащий и премудрый, чтобы преставился этот купец к милости великого Аллаха и оставил свои богатства, и принялись сыновья обряжать его и похоронили. А после того они разделили деньги между собою поровну, и каждый из них взял свою долю, и они открыли себе две лавки - один стал медником, а другой - ювелиром.
И ювелир, в один из дней, сидел у себя в лавке и вдруг видит - идёт на рынке, среди людей, человек персиянин. И он прошёл мимо лавки юноши-ювелира и взглянул на его
А когда настало время послеполуденной молитвы, лавка очистилась от людей, персиянин обратился к Хасану и сказал ему: "О дитя моё, ты красивый юноша! Что это за книга? У тебя нет отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что персиянин обратился к Хасануювелиру и сказал ему: "О дитя моё, ты красивый юноша, и у тебя нет отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете. Много народу из людей просило меня научить их, но я не соглашался, а теперь моя душа согласна, чтобы я научил тебя этому ремеслу и сделал тебя моим сыном. И я поставлю между тобою и бедностью преграду, и ты отдохнёшь от работы с молотком, углём и огнём".
– "О господин мой, а когда ты меня научишь?" - спросил Хасан. И персиянин ответил: "Завтра я к тебе приду и сделаю тебе из меди чистое золото, в твоём присутствии".
И Хасан обрадовался и простился с персиянином и пошёл к своей матери. Он вошёл и поздоровался и поел с нею и рассказал ей историю с персиянином, ошеломлённый, потеряв ум и разумение. И мать его сказала: "Что с тобой, о дитя моё? Берегись слушать слова людей, особенно персиян, и не будь им ни в чем послушен. Это великие обманщики, которые знают искусство алхимии и устраивают с людьми штуки и берут их деньги и съедают их всякой ложью".
– "О матушка, - ответил Хасан, - мы люди бедные, и нет у нас ничего, на что бы он позарился и устроил с нами штуку. Этот персиянин - старец праведный, и на нем следы праведности, и Аллах лишь внушил ему склонность ко мне". И мать Хасана умолкла, затаив гнев. А сердце её сына было занято, и сон не брал его в эту ночь, так сильно он радовался тому, что сказал ему персиянин.
А когда наступило утро, он взял ключи и отпер лавку, и вдруг подошёл к нему тот персиянин. И Хасан поднялся для него и хотел поцеловать ему руки, но старик не дал ему и не согласился на это и сказал: "О Хасан, приготовь плавильник и поставь мехи". И Хасан сделал то, что велел ему персиянин, и зажёг угли. И тогда персиянин спросил его: "О дитя моё, есть у тебя медь?" - "У меня есть сломанное блюдо", - ответил Хасан. И персиянин велел ему сжать блюдо и разрезать его ножницами на мелкие куски. И Хасан сделал так, как сказал ему старик, и изрезал блюдо на мелкие куски и, бросив их в плавильник, дул на огонь мехами, пока куски не превратились в жидкость. И тогда персиянин протянул руку к своему тюрбану и вынул из него свёрнутый листок и, развернув его, высыпал из него в плавильник с полдрахмы чего-то, и это было что-то похожее на жёлтую сурьму. И он велел Хасану дуть на жидкость мехами, и Хасан делал так, как он ему велел, пока жидкость не превратилась в слиток золота.
И когда Хасан увидел это, он оторопел, и его ум смутился от охватившей его радости. И он взял слиток и перевернул его и, взяв напильник, обточил слиток, и увидел, что это чистое золото высшей ценности. И его ум улетел, и он был ошеломлён от сильной радости и склонился к руке персиянина, чтобы её поцеловать, но тот не дал ему и сказал: "Возьми этот слиток, пойди на рынок, продай его и получи его цену поскорее, и не разговаривай". И Хасан пошёл на рынок и отдал слиток посреднику, и тот взял его и потёр и увидел, что это чистое Золото. И ворота пены открыли десятью тысячами дирхемов, и купцы стали набавлять, и посредник продал слиток за пятнадцать тысяч дирхемов, и Хасан получил его цену. И он пошёл домой и рассказал матери обо всем, что сделал, и сказал: "О матушка, я научился этому искусству".
И мать стала над ним смеяться и воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до семисот восьмидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир рассказал своей матери о том, что сделал персиянин, и сказал: "Я научился этому искусству", его мать воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!" - и умолкла, затаив досаду.
А Хасан взял по своей глупости ступку и пошёл с нею к персиянину, который сидел в лавке, и поставил её перед ним. И персиянин спросил его: "О дитя моё, что ты хочешь делать с этой ступкой?" - "Мы положим её в огонь и сделаем из неё золотые слитки", - сказал Хасан. И персиянин засмеялся и воскликнул: "О сын мой, бесноватый ты, что ли, чтобы выносить на рынок два слитка в один и ют же день! Разве ты не знаешь, что люди нас заподозрят и пропадут наши души? О дитя моё, когда я научу тебя этому искусству, не применяй его чаще, чем один раз в год, - этого хватит тебе от года до года".
– "Ты прав, о господин мой", - сказал Хасан и сел в лавке и поставил плавильник и бросил уголь в огонь. И персиянин спросил его: "О дитя моё, что ты хочешь?" - "Научи меня этому искусству", - сказал Хасан. И персиянин засмеялся и воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и совсем не годишься для этого искусства. Разве кто-нибудь в жизни учится этому искусству на перекрёстке дороги или на рынках? Если мы займёмся им в этом месте, люди скажут на нас: "Они делают алхимию". И услышат про нас судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь, о дитя моё, научиться этому искусству, пойдём со мной ко мне в дом".
И Хасан поднялся и запер лавку и отправился с персиянином, и когда он шёл по дороге, он вдруг вспомнил слова своей матери и стал строить в душе тысячу расчётов. И он остановился и склонил голову к земле на некоторое время, и персиянин обернулся и, увидев, что Хасан стоит, засмеялся и воскликнул: "Бесноватый ты, что ли? Я затаил для тебя в сердце благо, а ты считаешь, что я буду тебе вредить!
– А потом сказал ему: - Если ты боишься пойти со мной в мой дом, я пойду с тобою к тебе домой и научу тебя там".
– "Хорошо, о дядюшка", - ответил Хасан. И персиянин сказал: "Иди впереди меня!"
И Хасан пошёл впереди него, а персиянин шёл сзади, пока юноша не дошёл до своего жилища. И Хасан вошёл в дом и нашёл свою мать, и рассказал о приходе персиянина (а персиянин стоял у ворот), и она убрала для них дом и привела его в порядок и, покончив с этим дедом, ушла. И тогда Хасан позволил персиянину войти, и тот вошёл, а Хасан взял в руку блюдо и пошёл с ним на рынок, чтобы принести в нем чего-нибудь поесть. И он вышел и принёс еду и, поставив её перед персиянином, сказал: "Ешь, о господин мой, чтобы были между нами хлеб и соль. Аллах великий отомстит тому, кто обманывает хлеб и соль". И персиянин ответил: "Ты прав, о сын мой!
– А затем улыбнулся и сказал: - О дитя моё, кто знает цену хлеба и соли?" И потом персиянин подошёл, и они с Хасаном ели, пока не насытились, а затем персиянин сказал: "О сын мой Хасан, принеси нам чего-нибудь сладкого". И Хасан пошёл на рынок и принёс десять чашек сладкого, и он был рад тому, что сказал персиянин. И когда он подал ему сладкое, персиянин поел его, и Хасан поел с ним, и потом персиянин сказал Хасану: "Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя моё! С подобным тебе водят люди дружбу, открывают свои тайны и учат тому, что полезно! О Хасан, принеси инструменты", - сказал он потом.