Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
С отвисшими челюстями, выпучив глаза, ван Клиф и Фишер таращатся на него.
Сниткер потчует парочку долго вынашиваемой речью.
— От этих слов стынет кровь, — бормочет Хоувелл.
— Что ж, это блюдо лучше подавать холодным, как говорил Мильтон.
Хоувелл открывает рот, закрывает, слушает и переводит:
— Суть в следующем: «Вы думали, я буду гнить в батавской тюрьме, так?»
Даниэль Сниткер гордо подходит к Фишеру и тычет тому в горло.
— Он говорит, что теперь «восстанавливается» в должности директора Дэдзимы.
Когда злобный взгляд Сниткера упирается в бородатое лицо Мельхиора ван Клифа, Пенгалигон ожидает плевка директора, или удара, или проклятия.
Ван Клиф поворачивается к заместителю Фишеру и требует подтверждения: «Ведь так?»
Изумленный заместитель Фишер кивает и моргает. Ван Клиф продолжает. Хоувеллу перевод дается не без труда:
— Там, на острове, есть один парень по фамилии Ост, который скучает по Сниткеру, как сын скучает по отцу…
Сниткер, поначалу пребывающий в нерешительности — верить или нет, теперь начинает расслабляться.
Гигантской лапищей ван Клиф указывает на капитана:
— Он говорит добрые слова о нашей миссии, сэр. Он говорит… если такой честный человек, как господин Сниткер, нашел общий язык с этим джентльменом — он имеет в виду вас, — тогда он с удовольствием самолично вычистит вашу обувь в знак извинения за проявленную грубость.
— Может ли быть искренним такой разворот, лейтенант?
— Я… — Хоувелл смотрит, как ван Клиф заключает Сниткера в радостные объятия и что-то говорит Пенгалигону. — Он благодарит вас, сэр, от всего сердца… за то, что мы нашли их всеми любимого товарища… и надеется, что «Феб» — предвестник восстановления англо — голландских дружественных отношений.
— Чудеса, — Пенгалигон наблюдает за происходящим, — действительно случаются. Спросите, может…
Ван Клиф с размаху вгоняет кулак в живот Сниткера.
Сниткер сгибается, как складной нож.
Ван Клиф хватает задыхающуюся жертву и переваливает через борт.
Криков нет, лишь громкий всплеск от упавшего в воду тела.
— Человек за бортом! — кричит Рен. — Шевелитесь, ленивые псы! Вытаскивайте его!
— Уберите его с моих глаз, майор, — Пенгалигон рычит на Катлипа.
Ван Клифа ведут вниз по трапу, и напоследок он выкрикивает какие-то слова.
— Он удивлен, — переводит Хоувелл, — что британский капитан позволяет, чтобы палубу марало собачье говно.
Глава 32. СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ ДЭДЗИМЫ
Четверть одиннадцатого утра 18 октября 1800 г.
Когда «Юнион Джек» появляется на реях фрегата, Якоб де Зут точно знает: «Это война, и она — здесь». Его удивили странности, которыми сопровождалась встреча баркаса и двух сампанов, но теперь все ясно и понятно. Директор ван Клиф и Петер Фишер похищены. Под Сторожевой башней Дэдзима все еще пребывает в сладком неведении: никто ничего не знает о случившемся на спокойной воде залива. Группа торговцев входит в дом Ари Грота, и радостные охранники отпирают долго простаивающее без дела здание таможни у Морских ворот. Перед тем как спуститься, Якоб еще раз осматривает бухту в подзорную трубу. Встречавшие баркас лодки возвращаются в Нагасаки. Гребцы так работают веслами, словно их жизни зависят от скорости. «Нам придется идти с этим, — понимает Якоб, — в магистратуру». Он сбегает зигзагом по деревянным ступеням, мчится к Длинной улице, отвязывает язык колокола и звонит со всей силы.
За овальным столом в Парадном зале Дэдзимы сидят восемь европейцев: чиновники Якоб де Зут, Понк Оувеханд, доктор Маринус и Кон Туоми и матросы Ари Грот, Пиет Баерт, Вибо Герритсзон и молодой Иво Ост. Илатту устроился под гравюрным портретом братьев де Вит [95] . В последние пятнадцать минут настроение каждого прошло долгий путь: радость через неверие скатилась к непониманию и печали. «Пока мы не сможем добиться освобождения директора ван Клифа и заместителя директора Фишера, — говорит Якоб, — я решаюсь на то, чтобы взять на себя руководство Дэдзимой. Подобное самоназначение нигде и никем не регламентировано, и я готов занести все возражения в журнал фактории безо всякой обиды. Но наши хозяева захотят иметь дело только с одним директором, не с восемью, и мой ранг сейчас самый высокий».
95
Ян/Johan (1625–1672) и Корнелис де Витт (Cornells de Witt) — известные политические деятели Нидерландов XVII века. Растерзаны и съедены пьяной толпой 20 августа 1672 г. в Гааге.
— Ibant qui poterant, — провозглашает Маринус, — qui non potuere cadebant [96] .
— Назначением де Зута исполняющим обязанности директора, — Грот откашливается, — довольны, значит, все.
— Благодарю вас, господин Грот. А что скажете насчет исполняющего обязанности заместителя директора Оувеханда?
Переглядывания и кивки сидящих за столом утверждают и это назначение.
— Это самое странное продвижение по службе, какое только может быть, — заявляет Оувеханд, — но я согласен.
96
Кто много на себя берет, с того многое спросится (лат.).
— Мы должны рассматривать эти назначения как временные, но сейчас, прежде, чем инспекторы магистрата загромыхают по этой лестнице, я хочу, чтобы мы приняли единое решение, поименно: мы приложим все силы, чтобы не допустить захвата Дэдзимы?
Европейцы согласно кивают, кто-то воинственно, кто-то не очень.
— Они пришли сюда, чтоб захватить факторию? — спрашивает Иво Ост.
— Мы можем только догадываться об этом, господин Ост. Возможно, они ожидали увидеть здесь торговый корабль, полный меди. Возможно, они нацелены на грабеж наших складов. Возможно, они захотят получить жирный выкуп за заложников. Фактов у нас пока недостаточно.
— Это оружия у нас недостаточно, — говорит Ари Грот, — вот что беспокоит меня. Сказать «приложить все силы, чтобы не допустить захвата Дэдзимы» — да, это хорошо, но как? Чем будем отбиваться? Моими кухонными ножами? Ланцетами доктора? Каким оружием?
Якоб смотрит на повара.
— Голландским коварством.
Кон Туоми поднимает руку, протестуя.
— Прошу прощения, — продолжает Якоб. — Голландским и ирландским коварствами… и готовностью. И посему, господин Туоми, пожалуйста, проверьте, чтобы пожарные помпы работали исправно. Господин Оувеханд, пожалуйста, организуйте почасовую вахту на Сторожевой башне во время…