Тысяча порезов
Шрифт:
Затем он вышел из подвала, оставив меня наедине со своими словами и моими мыслями.
Ничто из этого не давало никакого утешения.
Мне удалось продержаться весь день на работе — синяк поблек настолько, что его можно было скрыть косметикой. Я задержалась допоздна, чтобы не пришлось ужинать в пустом доме. Оказавшись в упомянутом доме, я поспешила вверх по лестнице в комнату Кристиана, крадучись по темному особняку.
Я не могла уснуть, хотя прошлой ночью так и не сомкнула глаз. Без Кристиана не могу. Бессонница вернулась с удвоенной силой в первую
Меньше чем через два месяца. Через два месяца я буду замужем.
Я перестала ходить вокруг да около, пытаясь найти улики. Отказалась от борьбы.
Я ненавидела себя. Совсем чуть-чуть. Далеко не так сильно, как следовало бы. За то, что так быстро приспособилась к жизни, в которую меня засунули. К жизни, которая, казалось, создана для меня.
Это, наряду со многими другими навязчивыми мыслями, было причиной того, что я бродила по дому в три часа ночи. При свете дня это место было роскошным, ошеломляющим. Но, казалось, оно существовало только из теней во тьме. Страшно.
Или я уговаривала себя так думать.
Я здесь не одна.
Кристиан заверил меня, что будет обеспечена безопасность. Как будто это утешит. Кучка странных вооруженных людей, рыщущих по территории. Я догадалась, что в этом есть смысл. Он был могущественным человеком с могущественными врагами. Я едва думала об этом. До тех пор пока не стала ходить босиком одна посреди ночи. Эта жизнь реально опасна. Дочь Дона была жестоко изнасилована и убита в этом самом доме.
Я не боялась призраков. Или конкурирующих мафиозников, которые могут попытаться заявить о себе, убив женщину Дона. Нет. Я ничего из этого не боялась. Просто чтобы доказать это, я не включила свет, когда добралась до кухни, позволив тусклому свету луны и уличным фонарям освещать мой путь к подставке для тортов в центре кухонного островка.
София принесла его вчера. Она еженедельно приносила выпечку. Они с Кристианом вместе пили кофе. Их связь сильна. Даже после того как он отрезал руку их сына.
Странная семейка.
Но женщина отлично готовила.
Сахар и шоколад для меня не слабость. Как многие женщины, я не одержима едой. Только потому, что у меня было много других проблем. Я не могла вписать сюда расстройство пищевого поведения. Я ела, для того чтобы продолжать жить. Ела в хороших ресторанах, Пит был одержим попасть в каждый ресторан города. Ничто из этого меня не волновало.
Главным образом потому, что жизнь меня не волновала.
Так было чуть больше месяца назад.
Но теперь Кристиан готовил для меня.
Каждую ночь.
Своими руками.
Как будто я, блядь, наконец-то начала жить.
Поэтому я взяла нож для кусочка шоколадного торта.
Краем глаза я заметила движение и замерла, сжимая нож. Сердце бешено колотилось в груди.
Я опять стою на этой кухне, держа в руках нож, хотя у того, кто прячется в тени, скорее всего есть пистолет? Кристиан убьет меня за то, что я оставила оружие в тумбочке наверху. Если меня не убьют до него.
Я обернулась, когда тень приблизилась, и шаги эхом отдались по мраморному полу, его лицо появилось в поле зрения. Знакомое лицо. Одно из кошмаров. По крайней мере, у большинства людей.
Я не выпускала нож из рук, когда Феликс надвигался на меня.
— Что ты здесь делаешь посреди ночи? — прошептала я, мое тело покалывало от беспокойства.
Лунный свет, струившийся через окна, был единственным, что разгоняло тени.
Я крепче сжала нож, когда он направился ко мне. Все мои инстинкты подсказывали, что этот человек опасен. Что он может убить меня в одно мгновение и не почувствовать ни капли раскаяния. Но у меня были и другие инстинкты, более низменные. Те, которые этот человек воспламенял.
Кухонный остров был позади меня, и я вжалась в мрамор, как будто могла раствориться в нем.
— Что ты здесь делаешь посреди ночи? — он возразил, его голос окутал меня как меховая шуба.
— Хочу поесть торт, — его глаза были прикованы ко мне, когда он приближался, проходя через лучи света. На мне была шелковая ночнушка, короткая, открытая. Только кружевные треугольники прикрывали грудь, соски отчетливо видны сквозь ткань. Я даже не потрудилась прикрыться.
Он не остановился, когда подошел на расстояние, которое большинство людей сочли бы невежливым. С другой стороны, я никогда не считала Феликса вежливым. Но никогда не ожидала, что он прижмется ко мне всем телом и сомкнет свою руку на моем запястье — там, где я держала нож.
Я подозревала, что в этом похожем на пещеру, темном, мерзком местечке внутри него, есть нечто. Нечто, что он хранил для меня. Влечение. Я подозревала, что он ненавидел меня. Потому что хотел. Он выжил, будучи бездушным монстром. Желать кого-то — значит, проявить частичку человечности. Опасно так делать в этом мире.
И мне это понравилось. Я жаждала его. По-другому, не так, как Кристиана. Я хотела Кристиана всем сердцем и душой. Тосковала по монстру внутри него.
Но жадная, уродливая часть меня хотела знать, каково это — чувствовать монстром себя. И приручить еще одного. Возможно, более опасного.
Феликс очаровал меня. Ведь я была уверена, что он лишен эмоций, а он показал другое. Например, его разговор о преданности Кристиану. И когда его руки задерживались на мне во время тренировки.
Как прямо сейчас, блядь.
Его тело было твердым, я ощущала все бугры мышц. На мне не было ничего, кроме шелковой сорочки, пламя пробежало по коже. Дыхание участилось, а сердце бешено колотилось в груди.
Был шанс, что он подпитает мою тягу к нему. Был также шанс, что он может забрать у меня нож и жестоко убить.
— Что ты здесь делаешь? — прошептала я хриплым голосом.
Его хватка на моем запястье стала крепче, больнее. Я почувствовала вкус крови и прикусила губу, чтобы не закричать. Несмотря на то, что мне нужно какое-то оружие, моя хватка на ноже ослабла, и Феликс плавно переместил нож к моей шее.
Я затаила дыхание, но не сопротивлялась. Ничего не сделала. Моя киска запульсировала, когда холодная сталь коснулась моей кожи.