Тюлень
Шрифт:
Как только он постучал в знакомую зеленую дверь, в проеме неожиданно появилась круглолицая казашка лет тридцати пяти-сорока, высунув наполовину туловище, она стояла, держась одной рукой за ручку приоткрытой двери, а другой за стену и, ничего не понимая, она вопросительно смотрела на незнакомых людей.
— Вы к кому?
— Раньше здесь Чапаковы жили… — вежливо начал Балкан в надежде, что женщина его узнает.
Увидев незнакомую женщину, открывшую дверь дома брата, Балкан подумал: “Наверно, после войны брат перебрался в более благоустроенную квартиру, спрошу-ка у
Вопрос Балкана почему-то не понравился женщине, которая все еще стояла в дверях с воинственным видом, словно говоря: “Все равно никого не пущу в дом!”, лицо ее с маленькими подслеповатыми глазками стало ожесточенным, она затряслась всем телом, словно ее бил озноб:
— Я же сказала директору, что не уйду из этой квартиры. Сказала не уйду, значит, не уйду! Пусть он сам живет в халупе, которую предложил нам… Тоже мне еще, нашел казашку-кочевницу с арканом на шее! Раз мы работаем на заводе, то и на заводское жилье имеем право. Пусть только попробует выселить нас отсюда, я буду в Ашхабад писать, а если не помогу т, то и в Москву напишу…
Балкан не знал ни того, что его брат не живет здесь почти год, ни того, что из-за его квартиры разгорелся такой сыр-бор. Чтобы не расстраивать его, ему не стали сообщать, что брат так и не оправился от тяжелых фронтовых ран и скончался, а его семья опять переселилась в аул. Поэтому-то он и верил, что его брат жив и здоров и по-прежнему живет в своем доме.
На днях директор завода разрешил поселиться в этой квартире недавно устроившемуся на работу мастеру, забыв, что временно вселил туда семью. Но эта семья, не согласившись переселиться в выделенное в другом месте жилье, со скандалом прогнала нового жильца.
Стало понятно, что казашка приняла этих стоявших перед дверью с вещами людей за присланных директором новых поселенцев. Размахивая руками, она говорила все громче и возбужденнее.
Попытки Балкана объяснить, что он никак не претендует на эту квартиру, окончились неудачей. Женщина все повторяла и повторяла одно и то же, взмахивая руками, словно пытаясь что-то с неба достать, не давала ему рта раскрыть.
На ее крики стали выглядывать соседи, некоторые выскочили из своих домов, думая, что что-то случилось. Старушка, жившая по соседству с братом Балкана, внимательно вглядевшись в незнакомца, вдруг узнала его.
— Вай, да это же, кажется, Балкан джан! — она приветливо поздоровалась с ним и обняла его. Потом подошли еще несколько женщин, напомнили о себе и радостно приветствовали их, приглашали к себе в дом.
Однако Балкан сказал, что торопится попасть к себе домой, на ходу поговорил немного с окружившими его женщинами. Разговаривая с ними, он увидел, что та женщина, поднявшая такой шум, все еще стоит у порога, вид у нее был как у побитой собаки и одновременно удивленный. Когда Балкан повернулся в ее сторону, женщина виновато опустила голову, потом осторожно втянула в дом кипевшее от негодования туловище и тихонько закрыла за
Балкан добрался до своего островного села в самую жару. К этому времени солнце уже достигло зенита. И оттуда щедро опаляло землю своим горячим дыханием, оно было похоже на раскаленное жерло горящего тамдыра. Когда нос лодки коснулся берега, Балкан с легкостью выпрыгнул из нее, взял из рук Берты сынишку, обнял его, а другую руку протянул ей, помог сойти на берег. Кругом было пустынно, лишь у стены магазина в тени сидели два старика и мирно беседовали между собой. Как ни всматривались они, все равно не узнали Балкана. Судя по военной одежде мужчины и непривычному наряду женщины, вышедших из лодки, они сделали вывод, что это какая-то русская семья, направленная на работу на этот остров.
Поравнявшись с ними, Балкан опустил на землю свой багаж и поздоровался со стариками, которые не признали его.
— Таган дяде, салам алейкум! Тувак дайы, салам алейкум!
Старики вначале были поражены, что человек, которого они приняли за русского, здоровается с ними, называя по именам, но потом, вглядевшись пристальнее, тоже узнали Балкана.
— Ой, похоже это сын Отаги, а мы его приняли за русского!
Стариков несколько удивила женщина с ребенком рядом с Балканом, тем не менее они один за другим подошли к нему и радостно приветствовали: “Поздравляем!”
— Хорошо, что ты вернулся, сынок, а то твоя мать совсем истосковалась, мы только и слышим от нее: “Война кончилась, а мой сын все не возвращается”.
Потом старики стали озираться по сторонам в поисках ребенка, которого можно было бы послать в дом Балкана с радостной вестью. Наконец их взгляд выхватил шедшую вместе с матерью мимо них девчушку в коротеньком платьице. Старики помахали ей рукой, подозвали к себе.
— А ну, детка, бегом к бабушке Отаге, обрадуй ее. Сообщи, что сын вернулся с фронта!
Поняв, что от нее требуется, девчушка со всех ног помчалась на южную окраину села.
Когда Балкан, попрощавшись, продолжил путь, старики с восхищением посмотрели им вслед.
— А эта женщина, видать, его жена? — спросил высокий худой старик с посохом в руках у своего напарника, круглолицего подслеповатого старика с сеткой морщин на лбу, тот все время смотрел, щуря свои маленькие глазки.
— Наверно. А иначе разве всякая женщина вот так вот пойдет за тобой?
— Интересно, а это их ребенок, правда, прелестное дитя?
— Я что-то не увидел у его жены штанов под платьем…
— Разве русские женщины носят такие штаны, как наши туркменки?
— А как же она без них будет появляться на людях, сидеть среди людей? У Отаги в доме нет ни стола, ни стульев… А без этого вся ее женская сущность будет на виду.
— Надо же, какие у тебя переживания, тебе что ли осталось прикрывать подол чужой жены! — возмутился старик с посохом.
А старик в рваном халате, сквозь дыры которого виднелось его голое тело, прикрыв рукой дырку на плече, вспомнил и еще один разговор, связанный с Балканом.