Тюремные записки астронома
Шрифт:
В камере, на своём железном ложе раз за разом терзаю себя вопросом: «Как так? За что?» И вдруг из подсознания всплывает ответ: «Разве ты не хотел этого?» И тут меня как током ударило. Когда смотришь какой-нибудь военный фильм, мысленно переживаешь трудности главных героев. Да что там, даже глядя на бомжа на улице, понимаешь, что его жизнь – не сахар. В такие моменты я часто думал: «А как бы я сам вынес такие испытания? Cмог бы преодолеть боль, голод, пытки, грязь, забвение родных, презрение коллег?» Каждый раз, представляя себя на месте этих людей, я мысленно преодолевал трудности. Теперь мои мысли материализовались, и мне предоставлена возможность испытать себя уже не мысленно,
Первая встреча с судьёй
Расплата за моё дерзкое поведение по отношению к следователю наступила на следующий день. С утра под конвоем нас, несколько человек везут в суд Октябрьского района. Здесь, в небольшой камере, мы с молодым парнем, Володей, долго ожидаем своей очереди. Стены этой камеры сделаны рельефными, но всё равно, каждое более-менее ровное место исписано отзывами побывавших здесь бедолаг о своей судьбе, о вынесенном решении того или иного судьи. Как ни странно, встречаются и положительные отзывы. Например: «судья такая-то молодец, дала всего 5 лет по статье такой-то». Володя ведет себя чересчур буйно, выпрашивая сигарету у сотрудников – он из бывалых.
И вот меня в наручниках ведут в зал суда. Опять всё как в кино – судья в чёрной мантии, прокурор в синей форме, следователь, преступник в клетке. Моего адвоката опять нет! Нет вообще ни одного знакомого лица! Я в полном отчаянии. Как смогли его не допустить до суда? Или его заставили отказаться от моей защиты? Все вокруг чужие, враги. Заявляю об этом судье, но мне опять предлагают государственного защитника, женщину, сидящую неподалёку от клетки. Всё проходит как по нотам. Запомнились только слова следователя: «За данное преступление предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок более 10 лет!». Свет померк в моих глазах!
Совсем недавно осудили за взятку в два миллиона долларов министра Улюкаева. Меня обвиняют по той же статье – 290 часть 5. Улюкаеву дали восемь лет строгого режима. Причём решения суда он дожидался под домашним арестом. Похоже, приписываемая мне «взятка» в 190 тысяч рублей (три тысячи долларов – это в семьсот раз меньше, чем у Улюкаева) оценивается более строго. Абсурдность ситуации никого не интересует. Всё будет так, как задумали эти люди. Чем обосновывает следователь необходимость моего содержания под стражей? Он заявляет о том, что я могу оказать давление на свидетелей, могу скрыться за границей, совершить новые «преступления». Последнее особенно смешно. У следователи свои доводы. Он применяет шоковую терапию, чтобы запугать подследственного и вынудить его признать свою вину. В конце заседания я, конечно, говорю о том, что категорически не согласен с решением о заключении меня под стражу и даже отмечаю это в протоколе. Но на меня снова одевают наручники и ведут к моему «коллеге».
Нас привозят обратно в изолятор. Только сейчас понимаю, что весь день был без глотка воды, жадно припадаю к крану. Вокруг опять новые лица. Теперь они уже не так страшат, как это было первый раз. Все мы в одинаковом положении. Все – друзья по несчастью. Поэтому все достаточно доброжелательны друг к другу. Каждый по очереди рассказывает о своей неудаче, приведшей его за решётку. Обычно истории простые и короткие как в фильме «Джентльмены удачи»: «Украл, выпил – в тюрьму!». Поэтому и я свою историю стараюсь подавать в максимально упрощённом виде. А то и вообще шучу: «Своровал несколько звёзд с неба». Отношение ко мне со стороны «коллег» уважительное. Прежде всего, из-за возраста. Основной контингент здесь – от 20 до 35 лет. За 40 – это уже большая редкость. Я со своими почти 60-ю годами для всех – глубокий старик. Поэтому иногда меня называют «батей».
Ну и во-вторых, должность «директор планетария» – тоже производит впечатление. В основном, из-за того, что мало кто знает, что это за заведение. За всё время моего заключения я встретил всего двух или трёх человек, которые посещали планетарий. Можно сделать вывод, что планетарий у преступников не популярен. Впрочем, думаю, так же, как оперный театр или филармония. Но зато теперь, после такого экзотического знакомства со мной, все готовы прийти в планетарий после освобождения. Вот какую знатную рекламную компанию я здесь провёл. Иногда, когда моя легенда директора планетария мне надоедает, я прикидываюсь журналистом, который здесь, за решёткой, выполняет редакционное задание. Таких, как я узнал позже, называют инсайдерами. Даже телевизионную программу на эту тему придумали. Ну а как ещё можно написать правдивый репортаж из неволи, если самому не оказаться здесь?
Что касается моих сокамерников, кто-то из них вызывает жалость, кто-то сочувствие, кто-то безразличие. Вот Вячеслав, воровал с корешами металл с садовых участков. Наворовал на 30 тысяч рублей. Вот Алексей – своровал крутой сотовый телефон. Лишь некоторые из соседей были откровенно неприятны. От них я старался держаться подальше. Это, например, тихий и скромный на вид парень, который по пьяному делу убил ножом своего друга. Или пренепреятнейший барыга, торговец наркотиками, который никого не смущаясь, рыгал и испускал газы. К счастью, таких здесь было мало.
Искреннее сочувствие вызывает молодой и скромный парень, то ли узбек, то ли таджик, который сошёлся с русской несовершеннолетней девушкой. Как говорит он сам, они жили вместе больше года и уже родили ребенка. Родители девушки ничего не имели против, но против оказалась бабушка. Она и написала заявление в полицию. Ладно, хоть срок дали небольшой – всего 9 месяцев. Искреннее восхищение у всех вызвал парень по имени Паша, контрактник, который спал три дня подряд, поднимаясь только на приём пищи. Мы завидовали его крепкому и, как нам казалось, беззаботному сну.
И вот нас, таких разных, собрала судьба в этой камере. Там, в далёком прошлом, на воле мы были абсолютно далеки друг от друга. Каждый занимался своим делом или плёл преступление. Кто-то жил богато, кто-то бедно. Кто-то счастливо, кто-то – не очень. И вдруг, такая разношерстная публика оказалась в одной камере. Теперь хорошо видно, что мы на самом деле почти одинаковы. Каждый из нас вспоминает свой дом, жену, детей (у кого они есть), мечтает о хорошей еде и выпивке, мягкой кровати.
О чём думал я в эти первые ночи заключения? Да и не только ночи, ведь в моём распоряжении были полные сутки. Иногда я общался с соседями, но чаще был наедине со своими мыслями. Я мало думал о прошлом. Даже своих родных и близких мне людей старался не пускать в воспоминания, хотя понимал, что беда у нас общая. Им тоже сейчас не сладко. Слишком это было тяжело – не знать, когда ты сможешь снова встретиться со своими близкими. Через месяцы? Или через годы? Организм как бы включил механизм самозащиты и провёл где-то в голове красную линию – сюда нельзя! Но иногда мысли вклинивались в запретную зону. Тогда внутри поднималось возмущение, протест, сердце начинало колотиться сильнее, в голове шумело. И даже молитва в такой ситуации мало успокаивала. Я понимал, что такой внутренний шторм не доведёт до добра. Здоровье нужно было беречь, здесь о нём позаботиться будет некому. Поэтому я старался думать о будущем. Хотя и оно имело весьма туманные очертания, но как ни странно, думать о будущем было легче.