Тюремные записки Рихарда Зорге
Шрифт:
Я очень редко беседовал со своими сотрудниками об информации и материалах, добываемых мной или другими членами группы. Я делал это только в тех случаях, когда необходимо было выработать четкий курс в отношении способов работы или избежать сбора ложной информации. Были, впрочем, случаи, когда я считал полезным сообщить моим коллегам собранные мной или другими членами группы сведения в связи с общей политической ситуацией.
В общем, я самостоятельно решал вопросы распределения заданий, отбора информации, подготовки донесений в Москву.
Международные контакты в нашей деятельности сводились исключительно
Курьеры, прибывавшие из Москвы, не были уполномочены давать нам распоряжения. За исключением одного человека все они были нам незнакомы. Мы не знали ни их имен, ни положения, которое они занимали в Москве или за границей. У нас было впечатление, что люди, с которыми мы неоднократно встречались в течение длительного периода времени, были «профессиональными» курьерами, т. е. им была поручена перевозка советской официальной и так называемой «неофициальной» почты (такой, как, например, материалы моей разведгруппы).
В большинстве случаев было непонятно, находился ли их центральный орган в Москве или в какой-либо советской официальной или неофициальной организации за границей. Курьеры, с которыми мы встречались, в большинстве были сравнительно молодыми людьми, прошедшими, как правило, определенную политическую и прочую подготовку. Связь с ними осуществлялась по предварительной договоренности с Москвой. Место, время и условия встречи согласовывались по радио. Если курьеры не знали друг друга, по радио устанавливались специальные опознавательные признаки, пароли, фразы для взаимного подтверждения. Например, встреча с курьером в одном из ресторанов Гонконга была устроена следующим образом. Курьер, прибывший из Москвы, должен был войти в ресторан в три часа с минутами, достать из своего кармана толстую длинную черную манильскую сигару и держать ее в руках не зажигая. Наш курьер (в данном случае я), увидев этот условный знак, должен был подойти к стойке ресторана, достать из кармана по форме сильно бросающуюся в глаза курительную трубку и безуспешно попытаться ее раскурить. После этого курьер из Москвы должен был зажечь свою сигару, а я в ответ – свою трубку. Затем московский курьер должен был покинуть ресторан, а я, также выйдя из ресторана, медленно идти за ним в один из парков, где находилось место нашей встречи. Он должен был начать со слов: «Привет! Я – Катчер», а я произнести в ответ: «Привет! Я – Густав». После этого все должно было развиваться по плану.
Второй пример – способ, применявшийся в одной из шанхайских кофеен. В качестве условного знака при этом использовались маленькие свертки: у одного из курьеров был сверток желтого цвета, у другого – красного.
Третий способ использовался в крошечном токийском ресторанчике, куда никогда не заходят иностранцы. Курьер, как запоздавший посетитель, должен был заказать какое-нибудь специфическое японское блюдо. Человек, посланный мной, должен был завязать
Если регулярно встречались одни и те же курьеры, они договаривались между собой о следующей встрече. Однако, когда возникала необходимость срочно что-то изменить, об этом сообщалось в Москву.
Что бы ни говорилось, с 1933 по 1941 год прошло слишком много времени, поэтому я не могу точно вспомнить количество и даты встреч курьеров из Москвы с представителями моей группы. Но я постараюсь описать то, что помню.
Первая встреча состоялась в конце 1933-го или в начале 1934 года в Токио. Она была назначена еще в Москве, перед моей отправкой. Курьер, незнакомый со мной, прибыл из Шанхая, зная мое имя и рассчитывая на германское посольство в качестве канала для установления связи. Он позвонил в посольство и передал письмо на мое имя. Он писал, что в назначенный день я должен прийти в отель «Империал», где меня по его просьбе будет ждать швейцар и проводит к нему. Встреча состоялась в соответствии с этим планом. На следующий день мы условились отправиться на экскурсию в Никко и обменяться там посылками, предназначенными друг для друга. Пакет курьера содержал главным образом деньги. Он оставил мне номер своего личного почтового ящика в Шанхае для использования в случае необходимости.
Следующая встреча состоялась примерно в мае 1934 года в Шанхае. Этот курьер говорил по-английски, но я понял, что он скандинав. Он стремился создать впечатление очень умного человека. Я не знал, откуда он и кто он такой, и особо не спрашивал его об этом. Пароли, которыми мы должны были обменяться при первой встрече в отеле, были заранее установлены в Москве. Теперь я их забыл, но, думаю, это были имена вымышленных людей.
На очередную встречу в Шанхай я послал жену Бернхардта. В соответствии с предварительной договоренностью утром назначенного дня она остановилась в отеле «Палас». На следующий день, примерно в то же время, в ее номер пришла женщина, с которой и были согласованы последующие действия.
На следующую встречу отправился сам Бернхардт. Встреча также состоялась в Шанхае осенью 1934 года, условия ее проведения были предварительно оговорены по радио. Насколько я помню, в виде опознавательного знака были использованы свертки различных цветов, а в качестве паролей имена двух людей.
Жена Бернхардта в начале 1935 года еще раз ездила в Шанхай. В течение этого года Бернхардт и его жена должны были вернуться в Москву, поэтому мадам Бернхардт, помимо обязанностей курьера, имела также задание сделать для нас различные покупки.
В следующий раз я сам доставил документы прямо в Москву. Это было, как я писал выше, в 1935 году, когда я был в Москве с отчетом.
Мне в принципе не разрешалось самостоятельно перевозить в длительных поездках любые вещи, которые следовало доставлять только через курьеров. Но я сделал фотокопии документов и благополучно довез их. Прибыв в Москву, я обобщил ранее доставленные курьерами мои донесения и сделал подробный устный доклад.
Вернулся я в Токио 26 сентября 1935 года, а весной 1936 года направил курьера в Шанхай. В качестве курьера я направил Клаузена, поскольку он должен был привезти оттуда жену. Условия этой встречи были заранее согласованы по радио.
В августе 1936 года я поехал в Пекин, чтобы отвезти материалы. Человек, которого я встретил на этот раз, не был обычным курьером. Это был мой старый московский друг Алекс (но не тот Алекс, который был в Шанхае в 1930 г., ранее работавший в Секретариате Советской Коммунистической партии, а в настоящее время – в четвертом Управлении РККА). На этой встрече мы обсудили с ним различные проблемы, связанные с нашей работой, в том числе организационные и политические. Как было предварительно условлено по радио, мы должны были в установленный день встретиться в пекинском Храме Неба. Так оно и произошло.