Тютюнин против ЦРУ
Шрифт:
– А где ж сама Пафнутьевна?
– Да видала я, как она к колодцу пошла. Должно, сейчас вернется…
Услышав разговор этих старушек на фоне абсолютного молчания остальных зевак, Тютюнин и Окуркин запрыгнули в машину и резко стартовали в неопределенном направлении, желая поскорее оказаться на шоссе.
После недолгих поисков и стремительных проходов по колхозным полям они наконец-то оказались на дороге и помчались обратно в город.
Когда стали появляться признаки цивилизации в виде придорожных
– Фонарик-то выключи.
Окуркин кивнул и выключил.
– А теперь вытащи его изо рта, – посоветовал Сергей. – А то нас гаишники остановят – подумают, ты наркоман.
– Почему это наркоман? – спросил обидевшийся Окуркин, предварительно вытащив фонарик.
– Потому что у тебя фонарик во рту торчал.
– Но почему наркоман? Наркоманы что, от фонариков, что ли, балдеют? Они их сосут, что ли?
– Хорошо, не наркоман, – согласился Сергей.
– А кто тогда?
– Тогда притырок.
– Притырок? – повторил Леха и, подумав, добавил:
– Ну, притырок это другое дело.
Впереди показался пост ГАИ, и Леха поехал тише, однако это не помогло – инспектор махнул полосатой палочкой.
– И чего ему надо? – пробурчал Леха, притормаживая возле гаишника и одновременно доставая водительское удостоверение.
Инспектор нетвердой походкой подошел к капоту машины и удивленно на него воззрился.
Леха, проявляя уважение, вышел из салона и молча наблюдал за поведением гаишника, который дотрагивался до своего лица и корчил рожи отражению в зеркальной поверхности.
Наконец, устав от этой работы, он подошел к Окуркину и, козырнув, представился:
– Прапорщик автомобильного движения Гудко. Пиво заказывали? А-а, минуточку. – Инспектор тряхнул головой. – Ваше водительское у… достоверение и… прочие бумаги.
Леха предъявил все, однако Гудко отрицательно покачал головой и, ткнув пальцем в капот машины, сказал:
– Ни про какое большое зеркало здесь не написано. Так что будем изымать…
– Чего изымать, товарищ прапорщик дорожного движения?
– Все изымать.
Инспектор икнул и поднял вверх указательный палец, желая сказать что-то еще, однако накатившая тошнота не давала ему сделать это, и он застыл в этой странной позе, ожидая, пока отпустит.
Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, любопытные водители высовывали в окна головы, чтобы посмотреть, куда указывал инспектор. Некоторые даже делали снимки на память, интересуясь также и зеркальным «запорожцем».
– Е… сли есть сто долларов, вопрос можно ре… шить, – наконец произнес прапорщик.
– Сто долларов?! – возмутился Окуркин. – Да ты обнаглел, ты, позор Советской Армии!
На «позор Советской Армии» прапорщик не обиделся и, грустно улыбнувшись, сообщил:
– Тогда
– А я на флоте служил, я старший матрос!
– А ты на меня не… ори. Мы сейчас на суше, – заметил прапорщик и огляделся, чтобы убедиться, что это действительно так. – Открывай багажник, а то позову лейтенанта. Радуйся, что он спит. – Гудко указал жезлом на гаишную будку с распахнутыми окнами.
Видя, что Леха не только не в состоянии выбраться из создавшейся ситуации, но еще и усугубляет свою очевидную вину, Серега решил вмешаться.
– Товарищ прапорщик, а выпить не желаете?
– Выпить? – повторил Гудко и, подумав, отрицательно покачал головой. – Не желаю, а просто – хочу.
– Вот и хорошо. У нас очень кстати настоечка есть! – обрадовался Окуркин, поняв, куда гнет его друг. Быстро распахнув передний багажник, он указал на банки с разноцветными жидкостями.
– Выбирайте, товарищ прапорщик!
На это хитрый гаишник сказал, что возьмет все.
– Конечно, товарищ прапорщик, – сразу согласился коварный Леха. – Только сначала примите для пробы. Нам очень интересно ваше мнение.
Нырнув в машину за раскладным стаканчиком, Окуркин открыл банку и с помощью подоспевшего Тютюнина нацедил для инспектора настойки малинового цвета.
– А сами-то пробовали? – поинтересовался прапорщик.
– Пробовали, – хором признались Окуркин и Тютюнин.
– Ну, тогда… будьте… – произнес инспектор и опрокинул жидкость в рот. После выдохнул и прислушался к собственным ощущениям.
– Хорошо пошла, – заметил он, и лицо его совершенно окаменело.
– Кажется началось, Лех, – сказал Сергей, следя за изменениями. Изображение прапорщика начало тускнеть, затем его лицо стало растворяться – чуть быстрее, чем обмундирование. Потом все разом исчезло, и лишь пистолет и огурец в правом кармане висели в воздухе дольше всего.
Не успели Тютюнин и Окуркин обсудить событие, как со стороны будки послышался чей-то голос.
– Гудко! Гудко, туды твою в качель!
Кто-то пытался вырваться изнутри поста, однако дверь оказалась заперта, и проснувшийся лейтенант был вынужден вывалиться из окна.
Вскочив на ноги, он, постанывая и на ходу расстегивая штаны, побежал за угол. Потом послышался вздох облегчения, и лейтенант вышел к проезжей части.
– Так, а где прапорщик Гудко? – спросил он, становясь перед дверкой «запорожца» и с удивлением замечая в ней собственное отражение.
– За закуской побежал, – тут же нашелся Тютюнин.
– За закуской? – переспросил лейтенант, и лицо его прояснилось. – А это… Ну… Есть?
– Есть, и много, – ответил Леха, указывая на открытый багажник жестом радушного хозяина. – Вот. Не хотите выпить?