У ангела болели зубы : лирическая проза
Шрифт:
Дышать под подушкой было трудно и жарко. Хмель кружил мысли и искал простора. А может быть просто глоток свежего воздуха.
Ленька снял подушку и положил ее под голову.
— Слышь, Людка!.. — он помолчал, ожидая ответа. Но ответа, кроме короткого, уже после слезного, всхлипывания не последовало. — Недавно с мужиками после работы выпивали… А закуску на газете разложили. Глядь, а там, в газете, стихи!.. Полчаса ржали. Ах, мол, ты меня оставил и все такое прочее… Ну, смешно же, пойми! Какого черта, спрашивается, со своими переживаниями на люди лезть?.. Как на сцене,
— Что? — тихо донеслось из-за двери.
— Мое сердце пусто, как наш холодильник.
Ответа не последовало.
— Поэтесса, а юмора не понимаешь. — Ленька презрительно скривился. — Слышь, пошли в баню, а?.. Спинки друг другу потрем…
«Не пойдет!» — подсказал Леньки внутренний голос.
«Знаю!» — тут же огрызнулся сам Ленька.
Но злость уже проходила. Хмель потихоньку брал свое — Леньку потянуло в сон и он зевнул. Вспышка раздражительности, жуткой и всепобеждающей, оказалась похожей на мыльный пузырь.
— А завтра я к Нинке уйду, — пообещал он жене. — Одна жить будешь, на свою детскую зарплату. С пустым сердцем и холодильником. Поняла?.. Чего молчишь?
В спальне чуть скрипнул стул.
«Села, наверное…» — догадался Ленька.
Если Людочка плакала, она всегда по-детски забивалась в угол комнаты. Иногда она опускалась на корточки и прятала лицо в ладони. Потом, после слез, Людочка садилась за стол и долго-долго, отрешенно смотрела в одну точку. У нее были пустые, но почему-то удивительно прекрасные глаза, а на тонкой шее пульсировала чуть заметная голубая жилка.
Стул скрипнул еще раз.
Очередной зевок Леньки получился шумным и протяжным.
Ленька положил подушку поудобнее, повернулся на живот и уткнулся в нее носом.
— А Нинка баба что надо… Такая за хорошего мужика обоими руками держаться будет. Ученая уже… Со своим алкашом Толиком вдоволь всего нахлебалась. И детей нет… Лафа!
Ленька приоткрыл один глаз.
— Людк!..
Из-за двери уже не доносилось ни малейшего звука.
— Не плачешь, да?..
Молчание.
— А зря!.. Покаталась ты на моей шее — и хватит. Баста!..
Через пару минут Ленька уснул. Он уснул так быстро и незаметно для самого себя, что его последняя фраза: «Придумали, понимаешь любовь в помидорах для…», так и осталась незаконченной.
Ему снилась голая Нинка. Они лежали в постели, но ничего такого между ними не происходило. Или уже произошло… Внутри, под сердцем Леньки было пусто, как в старой бочке.
«Чужая ты…» — вдруг убежденно сказал Ленька соседке и отвернулся к стене.
…Было два, а может быть и три часа ночи.
Людочка лежала на спине и рассматривала потолок раскрашенный луной в сетчатую клетку от шторы. Иногда она морщила лоб и кусала губы, — детали давнего и смешного случая словно окутал туман.
Сколько ей было тогда?.. Вряд ли больше трех лет.
Шумный
Зал жил ожиданием Деда Мороза. Это Людочка помнила очень хорошо. Середина зала, возле сверкающей елки, была пугающе огромной и пустой.
Людочка не помнила, как пришел Дед Мороз. Наверное, он прошел сквозь толпу и направился к елке. Он что-то громко говорил, стоя возле нее… Конечно же он, должен был что-то говорить… Наверное, поздравлял. Память сохранила только микрофонный тембр его голоса начисто лишенный слов.
А еще был страх… Именно тогда крошечная Людочка вдруг ясно поняла, что не только она, но и все дети боятся к подойти к Деду Морозу. Страх был живым и самым настоящим — расстояние до сказочного, белобородого гостя казалось слишком огромным. Слишком!.. Сверкающий зал отражался в полу, и сам пол был похож на тонкий слой льда.
Людочка хорошо запомнила паузу, когда Дед Мороз перестал говорить… Он сел. Он ждал, но никто из детей к нему не шел. Страх стал похож на стену.
И тогда маленькая Людочка бросилась к дедушке под елкой так, словно прыгнула в бездну… Это было похоже на полет. Она с разбега уткнулась Деду Морозу в колени и… Что она выпалила? «Дедушка» или просто «Мороз»?.. Или она ничего не сказала, а просто смотрела полными ужаса и восхищения широко распахнутыми глазами на лукавый прищур за пышной бородой?
Сильные руки подняли девочку и посадили ее на колени. Людочка была готова зареветь от страха и закричать от упоительного восхищения победы. Двойственное, удивительное и почти сказочное чувство настолько переполняло ее, что она заплакала. Она чувствовала на себе сотни жадных и одобрительных, завистливых и сочувственных взглядов… И тогда она спряталась, именно спряталась за огромную, белую бороду Деда Мороза.
Людочка улыбнулась. Смешно!.. Смешно, но именно там, за бородой ей было почему-то совсем не страшно. Она на мгновение ощутила чувство огромного, как небо, покоя… А зал засмеялся. Зал ожил и к Деду Морозу устремились все. Очень скоро Людочку оттерли в сторону — желающих оказаться на ее месте было слишком много. Ее грубо толкнули и она чуть не упала, споткнувшись о ногу суетливого фотографа. Впрочем, она не чувствовала тогда ни обиды, ни смущения, ни растерянности… Да и так ли важно, что было и что чувствовала она потом?
Людочка быстро встала и подошла к окну. На подоконнике лежала тетрадка… На бумагу быстро легли самые-самые последние строчки поэмы:
… Пусть не нужна мне больше борода, Но добрый Бог, не покидай меня!Ленька проснулся поздно — пол-девятого. По щеке ползал теплый солнечный зайчик.
Ленька потер щеку, зевнул и потянулся.
Дверь в спальню была широко открыта. Ленька усмехнулся и вытянул шею… Жены в спальне не было.