У Черных рыцарей
Шрифт:
— Имейте в виду, надо отправить двадцать четыре человека! Успеем за ночь?
— За одну ночь можно усадить в самолёты и перебросить с одного конца Европы на другой целую дивизию.
— А как с пеленгаторами?
— Сократить наполовину, но пусть работают круглые сутки. Только отправив последнюю группу, снимем усиленное наблюдение за эфиром.
Шульц и Домантович встречались по служебным делам каждый день, даже по нескольку раз в день. Нунке нравилось сталкивать их. Они оба вели себя, как петухи… Не было случая, чтобы Домантович поддержал предложение Шульца, и наоборот. Как воспитателям русского отделения, им полагалось вместе
Служебные обязанности зачастую вынуждали Шульца и Домантовича оставаться с глазу на глаз. Приходилось уточнять детали операций, утверждать модели одежды для тех, кто должен был в это время отправляться в тот или иной район России.
Даже наедине они так же горячо спорили по поводу малейших деталей. Думбрайт и Нунке не раз в этом убеждались, используя новейшее достижение диверсионной техники — усовершенствованный подслушиватель. Подключённый к телефонному проводу и соединённый с кабинетами Нунке и Думбрайта, он позволял слышать, что делается в том или ином боксе и других помещениях. Именно такой подслушиватель и дал возможность Нунке услышать не только разговор в таверне, а и предсмертный вопль отца Полиевкта, то бишь Протопопова. Вскоре должны были усовершенствовать и телевизионную систему, чтобы не только воспитанники могли видеть своих лекторов, а босс и шеф школы могли наблюдать за тем, что происходит в боксах.
К счастью Шульца и Домантовича, пока такой возможности у начальства не было. Друзья могли с пеной у рта спорить по поводу какой-либо мелочи и тут же вести переписку совершенно иного характера.
Одну такую «настольную» переписку приведём целиком, — она поможет разобраться в ситуации, которая сложилась в школе за последнее время.
— «Мишка! Идиот! Какого чёрта тебя понесло в эфир?»
— «А что мне оставалось делать, если твой крёстный отец (так Домантович называл Нунке) заявил: „Проявите себя на работе, возможно, утвердим вас на постоянной должности воспитателя“. Должен же я был предупредить, чтобы на всякий случай каждый день на протяжении двух недель ждали от меня интересной информации?»
— «А знаешь, что ты натворил своим выходом в эфир?»
— «Догадываюсь. И очень жалею, что запеленговали. Теперь будет труднее…»
— «Передатчик там же, где был?»
— «Нет! Что же я буду носиться с ним, как дурак с писаной торбой».
— «Мне кажется, тебя не оставят при школе. А раз ты поедешь в Киев, нет необходимости использовать передатчик. Проинформируешь из первых рук».
— «Открыл Америку!»
— «А если тебя всё же оставят при школе?»
— «Информацию о засылке большой группы диверсантов я передам, даже если мне придётся одной рукой отстреливаться, а другой выстукивать текст».
— «В таком случае у тебя будут ещё и две мои руки».
— «Не бывать этому, Гриша! Иметь своего человека в таком логове и потерять возможность следить за шайкой…»
«Ну нет! Сложим наши головы, но предупредим о двадцати четырех диверсантах.
— «Обстановка была слишком удобна, а ваша милость в это время была у цыганочки. Ты знаешь, Гриша, отныне я стану именовать тебя „цыганским бароном“. Добро?»
— «Ко всем чертям!»
На этом переписка оборвалась. Зазвонил телефон.
— Вам письмо, — сказал Нунке, протягивая маленький с рисунком конверт.
«Бежала!» — промелькнула в голове мысль. По лицу невольно расплылась счастливая улыбка. Но Фред тотчас овладел собой. По мере чтения письма лицо его мрачнело…
— Дело не в том, что она уехала неожиданно.
Фред молчал. Мобилизовав все свои актёрские данные, он разыгрывал оскорблённого влюблённого, хотя ему до боли в ладонях хотелось дать Думбрайту пощёчину. Тот, даже не спросив разрешения, взял письмо Агнессы и внимательно прочитал.
— Вы знали, что она уезжает в Рим?
— Я знал, что это ей разрешили, но уехать она должна была через неделю.
— А уехала сегодня ночью! Мадридский филиал только что известил, что все деньги она перевела в римский частный банк, — в сердцах сообщил Думбрайт, швырнув письмо на стол.
Как и полагалось влюблённому, хотя и обиженному, Фред спрятал листок в карман.
— Что вы думаете об этой выходке с банком?
— Узнаю, как бы это сказать, почерк падре Антонио.
— Вот что, Фред! У нас нет времени на обсуждение. Мы потеряли кругленькую сумму, которой хватило бы не на один год существования школы. Мы можем потерять и вывеску, такую нужную и удобную. Вы — невесту и приданое. Напоминаю — солидное, так тысяч около ста долларов, если считать и наследство Менендоса. — Назвав сумму, босс внимательно поглядел на Шульца.
На лице того отразились и радость и тревога. Фред отлично знал, что от наследства Менендоса остались лишь рожки да ножки, и в душе потешался над неуклюжими уловками босса.
— И все это можете вернуть только вы!
— Как?
— Немедленно, не позднее завтрашнего дня, вылететь в Рим, разыскать Агнессу и вернуться с ней сюда!
— Согласен, Фред? — улыбаясь, спросил Нунке.
— Согласен! — радость в голосе Шульца на сей раз была неподдельной.
— Вместе с вами полетит Вайс. Его задание — в случае необходимости ликвидировать падре Антонио.
«И наблюдать за мной», — мысленно прибавил Фред.
— Собирайтесь: позаботьтесь о гардеробе, возьмите побольше денег. Распоряжения на этот счёт даны. Самое лучшее, если ваше обратное путешествие с Агнессой станет свадебным, — Думбрайт говорил о браке Фреда с Агнессой, как о деле окончательно решённом.
Шульц повернулся, собираясь идти, но вдруг вспомнил:
— А задания, которые я должен был выполнить? Передать Домантовичу?
— Домантович повредил ногу, прыгая вчера с парашютом. Он пролежит долго, — сказал Нунке.
— О каких заданиях идёт речь? — поинтересовался Думбрайт.
— Проверить знание фамилий местных руководителей и обстановки у пяти слушателей группы «А», пояснил Шульц.
— Это Домантович может сделать и лёжа в постели. Скажите ему, кого именно он должен проэкзаменовать, и пусть сообщит собственное мнение о каждом, — решил босс.
— До свидания!
— Счастливого пути! Помните: в вашем распоряжении три дня. Информируйте Вайса каждое утро, а он обеспечит связь с нами. У вас и без того будет достаточно хлопот.