У истоков Золотой реки
Шрифт:
Однако дела с шлиховым опробованием поначалу не ладились. Уровень реки был все еще очень высок, и вода закрывала приустьевые косы. Приходилось брать пробы на золото не совсем там, где требовалось правилами, и это отражалось на результатах. В некоторых пробах обнаружилось небольшое количество золотин, но они были очень мелкими, а их содержание непромышленным. Так продолжалось вплоть до реки Утиной — первого большого правого притока Колымы, который они встретили на своем пути к Среднекану. На этот раз картина резко изменилась. Первые
Сообразно со смыслом инструкций Билибина он должен был прекратить на этом опробование Утиной и спускаться дальше по Колыме. Но разве может настоящий золотарь бросить уже нащупанную россыпь и уйти от нее к чему-то неизвестному! У Раковского не хватило на это мужества, и он поднимался километр за километром по долине Утиной.
Чутье не подвело молодого алданца. Пробы, которыми он систематически исследовал края утинской россыпи (до середины ее он не мог добраться: это потребовало бы шурфовки), были все более обнадеживающими. Вскоре стало совершенно очевидно, что открыта еще одна россыпь…
Вечером 21 июня, ровно через год после отплытия экспедиции из Владивостока, с Раковским произошло удивительное событие.
Поднимаясь по долине Утиной (она была названа так в прошлом году Билибиным из-за необыкновенного обилия гнездившихся в ее устье уток), он набрел на небольшой, короткий перекат. Все его помощники были заняты рытьем очередных закопушек, а он решил подыскать подходящее место для ночлега и, насвистывая, медленно брел с рюкзаком по берегу. «Вот хорошее место для палатки, — решил он, высмотрев ровную, продуваемую ветром площадку у самого переката. — Комаров не будет, и дров вдоволь, и вода есть!»
Он собрал хворосту, разжег небольшой костер и пошел к реке набрать воды в чайник. Река текла в коренном русле прямо поперек простирания слоистой свиты песчаников и глинистых сланцев, которые подходили к другому берегу крутым утесом. Тонкие, почти вертикально торчащие плитки осадочных пород образовали что-то вроде гребенки со скачущей с порожка на порожек говорливой струей. Воды у берегов на перекате было немного, и Раковский прекрасно видел все дно с поблескивающей под лучами заходящего солнца галькой.
«Природная бутара для промывки золота!» — Он всматривался в гребенчатое дно, где между вертикально торчащими плитками сланца крутились течением чисто отмытые водой камешки.
«Вдруг в этой гребенке что-нибудь есть? — подумал он и тут же отбросил эту мысль. — Нет, чепуха, в жизни так не бывает! А все-таки почему бы и нет? Чем черт не шутит! Ведь никто смеяться не станет, меня не видно…» Он присел на корточки и, склонившись над водой, всматривался в игравшие с камешками струйки. «Конечно, ничего. Песок да галька!»
Все-таки, посмотрев немного, он сунул руку в воду и зачерпнул пригоршню песка и гальки. Вода стекла у него между пальцев, и он разжал ладонь.
Что это? Между серо-черной плоской галечкой и чисто промытым зернистым речным песком матово заблестело. «Золото?! Боже мой, конечно, золото! Что же еще?»
Он переложил песок из правой руки в левую и, вороша его указательным пальцем, выловил две золотины: одну — с фасолину, другую — с большую спичечную головку. В голове у него зашумело, как от спирта, кровь бросилась в лицо.
«Руками его не выбрать. Нужно перелопатить всю гребенку. Осмотреть ямки и гнезда. Здесь может быть чертова уйма драгоценного металла!»
Не раздумывая и забыв о костре и чайнике, Раковский бросился к товарищам. Те еще рылись в своих закопушках, метрах в трехстах от переката.
— Ребята, — задыхаясь, крикнул он, — бросайте все! Идем наверх, к перекату! Смотрите, что я нашел на сланцевой щетке!
Он протянул руку и разжал ладонь. Кто-то протяжно присвистнул от восхищения, и все четверо заторопились вслед за Раковским, прихватив свой инструмент.
Скоро на перекате закипела работа. Трое тщательно выскребали между ребрами сланцевой гребенки песок и гальку, двое промывали их на лотке. Тут же, на разостланном плаще, лежала коробка, в которую ссыпалась золотая добыча. Некоторые особенно крупные самородки оказались прямо на виду под тонким слоем воды; их просто выбирали руками. — Ни в жисть бы не подумал о таком! — говорил старший из промывальщиков, осторожно стряхивая лоток над жестяной папиросной коробкой. — Сколько на Алдане ни работал, а столь бешеного золота не встречалось!
Азарт заражает. На всех пятерых напало что-то вроде лихорадки. Они забыли о времени, об усталости, о еде. Короткая летняя ночь растворилась в ранних лучах зари, наступило утро, а они все еще собирали золотины. Наконец, когда коробка наполнилась золотыми самородками до краев, а взошедшее солнце пригрело землю, Раковский опомнился:
— Хватит, ребята! Аида спать! Всю щетку промыли насквозь. Если что и осталось, то какие-нибудь пустяки, потом домоем. Шабаш!
Люди с трудом разгибали закостеневшие от холода и работы спины и вылезали из воды на еще покрытую росой береговую гальку. Через несколько минут запылал жаркий костер, над которым они просушили мокрую одежду, а заодно и намытое золото.
На сравнительно небольшую площадку сланцевой гребенки, которая задержала перекатываемое рекой золото, его приходилось необычно много. Настолько много, что пересчитывать получившееся содержание на кубометры породы или квадратные метры площади было явно бессмысленно.
Этот участок реки Утиной благодаря случайному сочетанию природных условий просто сыграл роль промывочного прибора, в котором собралось богатое золото.
В тот же день Раковский убедился, что власть золота со старых времен нисколько не ослабла. После того как они с трудом заставили себя подняться к полудню, один из рабочих знаком отозвал его в кусты, подальше от палатки.