У истоков Золотой реки

Устиев Евгений Константинович

Содержание золота в подобных коренных месторождениях бывает очень изменчивым. Цареградский убедился в этом на собственном опыте, получая все время разные и притом сильно колеблющиеся результаты.

Они опять вплотную подошли к вопросу об источниках россыпи, на этот раз среднеканской. И снова вопрос оказался гораздо более сложным, чем можно было предположить вначале.

Среднеканские дайки были найдены ниже разведочных линий Раковского и в стороне от них. Таким образом, пойманная шурфами россыпь, безусловно, не могла иметь никакой связи с золотом из этих даек. Мало того, сильно окатанные золотины россыпи и по внешнему виду заметно отличались от коренного золота из дайки. Оставалось предположить, что среднеканская россыпь

связана с какими-то еще не выявленными источниками. Источники эти должны были располагаться где-то выше россыпи, разрабатываемой старателями, а также между нею и россыпью, разведанной шурфовочными линиями Раковского. Но что это были за источники, долго оставалось неизвестным. Однако уже и в тот! год геологи стали склоняться к мысли, что подобным источником являются, пожалуй, не столько дайки, сколько беспорядочно рассеянные в сланцах тонкие кварцевые жилки. Часто это сетка или параллельная система прожилков, каждый из которых бывает не толще нескольких сантиметров или даже миллиметров.

Весновка

К концу апреля весна одолела зиму даже на Крайнем Севере. В низовьях среднекана с южных и восточных склонов гор снег быстро исчезал. С крыши барака свисали великолепные сосульки, а на порозовевшем под солнцем снегу появились радостные спутники колымской весны — серые пеночки. С их прилетом совпало появление и первых насекомых. В солнечных лучах струились прозрачные столбы ранних мошек, а на пригретых стенах барака ползали невесть откуда взявшиеся сонные мухи. По утрам людей будила громкая перекличка кедровок. С наступлением весны они оживленно галдящими стаями разыскивали среди освободившихся от снега кустов стланика прошлогодние шишки.

Приближался конец длинной зимовки. Геологам пора было переходить к летним планам. Ведь лето на Колыме так коротко! Каких-нибудь три месяца, и эти суровые горы вновь скует мороз и накроет снежная шуба.

Билибин и Цареградский тщательно разработали программу дальнейших работ. Необходимо использовать лето, чтобы охватить геологической съемкой и поисками возможно большую площадь в этой части бассейна Колымы. Зимняя разведка на Среднекане дала им в руки хорошую путеводную нить. Теперь предстояло, не выпуская нити из рук, размотать такую часть клубка, какая окажется по силам.

К первым числам мая план действий был готов. Он был нелегок. Два молодых геолога собирались с помощью Раковского и Пертина детально изучить и опробовать весь бассейн Среднекана с его многообещающими россыпями и коренными месторождениями золота. Геологическую съемку верхней половины бассейна брал на себя Цареградский. Детальное опробование наносов в руслах всех рек и на террасах не реже чем через каждые полкилометра, а местами значительно чаще должен был вести при этом отряде Эрнест Бертин. Нижнюю половину бассейна Среднекана предполагал исследовать Билибин, которому должен был помогать шлиховым опробованием Раковский.

Однако подробно закартировать и разведать территорию в несколько тысяч квадратных километров без достаточных средств передвижения невозможно. Билибин заключил несколько договоров с жителями ближайших колымских поселков — Сеймчана и Таскана. Якуты обязались доставить нужное количество лошадей с конюхами только к 1 июля. Они утверждали, что раньше этого срока собрать столько лошадей и вьючных седел невозможно.

Вот тут-то и родилась идея рекогносцировочных исследований большой территории, которые можно было бы провести в течение мая и июня. Было решено осмотреть громадный район между Бахапчой на западе и Буюндой на востоке, долиной Колымы на севере и Охотским водоразделом на юге. Общая площадь этой сильно пересеченной реками и вздыбленной горами местности превышала пятнадцать тысяч квадратных километров. Чтобы ее осилить, требовались большое напряжение, тщательно продуманный план маршрутов и, конечно, надежный транспорт. Без этого было бы немыслимо выполнить задуманную программу и к сроку вернуться на Среднекан.

Билибин с Цареградским и Казанли решили использовать возвращавшийся на Олу последний олений транспорт и добраться с ним до района Охотского водораздела. Отсюда Юрий Александрович должен был вместе с рабочими и грузами среднеканской конторы Союззолота, которые находились там еще с зимы, сплавиться на кунгасах по Малтану, Бахапче и Колыме, повторив, таким образом, свой прошлогодний маршрут, но в более благоприятных условиях и с более тщательно разработанной программой геологических наблюдений. Во время этого большого маршрута по течению нескольких рек геодезист Казанли должен был установить несколько астропунктов на Бахапче и у устьев некоторых притоков Колымы.

(Позднее астропункты Казанли длительное время служили опорными ориентирами и к ним привязывали свою глазомерную съемку поисково-разведочные отряды Геологоразведочного управления.)

Тем временем Валентин Александрович предполагал, опять-таки по прошлогоднему примеру, пройти к Талой и, изучив как следует окрестности горячего источника и распространенные там граниты (позднее они стали известны в геологической литературе под именем верхнетальских), спуститься до впадения этой реки в Буюнду. Там он думал построить плот и сплавиться по Буюнде до устья, а затем спуститься по Колыме до поселка Сеймчан. После этого отряду нужно было подняться до Среднекана, а затем по нему к знакомым местам зимовки на разведке Раковского.

— Река — лучшая дорога! — не раз повторил, обсуждая детали этого плана, начальник экспедиции. И это было истинной правдой. Только сплывая вниз по течению, геологи могли за столь короткий срок одолеть такое большое расстояние и проделать с наименьшей затратой сил такую большую съемочную работу.

За время отсутствия геологов Сергей Дмитриевич Раковский должен был подняться вверх по течению Колымы до Таскана, чтобы после вскрытия реки и ледохода сплавиться до Среднекана, проводя опробование всех боковых колымских притоков. Наконец, Эрнесту Петровичу Бертину предписывалось продолжить разведку золотоносной россыпи в верховьях Среднекана и начать опробование всей системы впадающих в Среднекан притоков.

К началу июля все участники экспедиции должны были вернуться к бараку Раковского на Среднекане, чтобы с приходом лошадей приступить к детальному обследованию всей долины.

Значительная часть этого сложного плана была летом 1929 года выполнена, хотя непредвиденные события заставили изменить некоторые его детали.

На рассвете 3 мая длинный транспорт из оленьих нарт тронулся со Среднекана в дальний путь. Снежный покров уже сильно осел, на его поверхности образовалась ледяная корка наста, и отдохнувшие за зиму олени бодро тащили легкую на этот раз поклажу. Каюры, радуясь скорому возвращению домой, потихоньку тянули заунывную, на взгляд русских, песню.

— Боюсь, что дорога будет трудная, — сказал Цареград-ский. — Снег становится все рыхлее, и олени могут не потянуть.

— Ничего, нам снега хватит! — ответил шагавший рядом Билибин. — На худой конец, будем передвигаться ночью. По насту!

Действительно, как только поднялось и стало припекать солнце, намерзшая по ночному морозу ледяная корка сделалась хрупкой, и снег под ней легко подавался под копытами оленей и полозьями нарт. Уже к полудню стало ясно, что двигаться дальше невозможно. Олени надрывались, вытягивая вдруг отяжелевшие нарты из каждой рытвины. Острые края ледяного наста ранили им ноги. Вскоре у оленей передней нарты появились над копытами кровавые ссадины. Сперва пришлось менять местами нарты, выдвигая вперед все новую упряжку, но в конце концов главный каюр остановил транспорт.