У каждого в шкафу
Шрифт:
Надо что-то решать. Ответить. Или выбросить, допустим, вот этот самый телефон в окно. Витечка невольно усмехается. Примерно с тем же результатом можно использовать компактную пудру для лечения сифилиса. Можно, конечно. Но это будет первый шаг. Он потребует второго. И так далее.
И Витечка не знает, готов ли он пройти весь необходимый маршрут. Опять вызов на первый мобильник.
— Слушаю тебя, — сообщает Витечка.
Действительно слушает какое-то время. Звонит врач-интерн из госпиталя ветеранов войн, красивая девица с роскошной улыбкой и тяжелой грудью. Витечка хмурится, звонок немного некстати, но… Он что-нибудь придумает.
— Отлично, — оценивает он врача-интерна, — что привезти?
Трубка недоумевает. Ей от Витечки нужен только Витечка.
— Имею в виду, что ты пьешь?
Трубка торопливо отвечает, чуть шершавым от возбуждения голосом.
— Портвейн? — удивляется Витечка, обычно девицы хрустально восклицают: «Шам-пан-ско-го!» — Хорошо, пусть будет портвейн…
Кладет телефон в карман, другой тоже. Где-то он недавно видел хороший крымский портвейн.
С портвейна и шам-пан-ско-го мысли довольно-таки логично перебросились на водку. Лидия пьет только водку, не запивая, не закусывая, не пьянея. Витечка вынимает телефон. Крутит в руках, начинает набирать номер, сохраненный в памяти под именем Лидия — а под каким же еще? Нажимает на сброс. Не будет звонить. Лидия сейчас еще валяется в постели, ее Дикобраз шастает по спальне, хлопает дверцами шкафов, холодно информирует, что будет поздно — совет директоров — и наплевать. Лидия утыкается головой в подушку, смаргивает слезы, ей прекрасно известно, что совет директоров состоится в тайно снятой квартире на улице Мичурина.
Что за чертовый перекос, в который раз размышляет Витечка, почему врач-интерн в волнении звонит ему, ему нужна несчастная Лидия, Лидия плачет по Дикобразу, Дикобразу веселее на улице Мичурина. И так с каждым, и так до бесконечности. Эра тотального смещения. Ничего-ничего, она скоро закончится. Осталось всего-то пара миллионов лет.
Напротив окна автомобиля остановились мальчик и девочка, по виду младшие школьники.
— …и тогда гриф выклевал его печень, глаза, а тело разбил о скалу, — громко произнес мальчик.
— Только наверняка это был не гриф, — опустил стекло Витечка, — не гриф, а орел. Грифы питаются падалью.
Мальчик замолчал. Девочка нахмурилась.
Витечка сдвинул рычаг переключения скоростей.
Где, в каком звене произошел сбой, размышляет Витечка, и имеет ли смысл сейчас тратить время на выяснение этого, надо вооружиться широко известным принципом Эйзенхауэра — начать с дел важных и срочных. Да, важных и срочных. Врач-интерн сегодня — важное и срочное. Про Лидию лучше не думать, а портвейн он встречал в «Алко-холле».
И разобраться с женой, размышляет Витечка, это дело не важное, но, пожалуй, срочное. Как хороший руководитель, он знает, что небольшое, но удачно выполненное задание мобилизует и отлично мотивирует исполнителей.
Надо потихоньку распутывать нити, когда-то такие яркие, заманчивые, шелковые и блестящие, — колючей проволокой впиваются они теперь в живую Витечкину плоть.
А если не получится распутать, размышляет Витечка, всегда можно обрезать. Ножницами по металлу или чем там еще работают по проволоке? Кусачками.
Существует же оно — единственно верное Решение. Витечка ухмыляется. Хорошо бы оно явилось во сне — некоторые спят и видят таблицы, где между бором и литием притаился солист группы Сплин, а чем, спрашивается, он хуже?
Из дневника мертвой девочки
…С самого начала мир для меня существует в двух экземплярах, я живу в них параллельно, как-то так получается. Один — это обычный мир, все как у всех: подъем в шесть утра под гимн Советского Союза, ранец, книжки, занятия, велосипед и лыжи, бабушка, редкая мама, сандалики и капроновые ленты, сольфеджио и натянуть новые струны на скрипку.
А второй мир населен только нами с братом.
В этом мире я говорю ему: теперь ты будешь мне папой, а я тебе мамой. В этом мире он отвечает мне: обещаю.
Второй мир гораздо больше первого, потому что он есть всегда. Бротигановский снегопад — вот что это такое. Ричард Бротиган — мой любимый писатель.
« Самый маленький снегопад в истории.
Самый маленький в истории снегопад прошел час назад у меня во дворе. Примерно из двух снежинок.
Я ждал, когда упадут другие, но не дождался. Снегопад состоял ровно из двух снежинок.
Они упали с неба, так же неуклюже, как шлепались на задницы Лорел и Харди — сами, если вдуматься, чем-то похожие на снежинки. Как будто Лорел и Харди, обернувшись снежинками, устроили самый маленький в мире снегопад.
Видно, долго они летели с неба, эти две снежинки с перемазанными кремом физиономиями и мучительно смешными попытками сохранить достоинство в мире, который очень хочет отобрать его у них, в том самом мире, что привык к большим снегопадам — два фута, не меньше, — и лишь хмурится, глядя на то, как падают две снежинки.
Комедия опустилась на снег, оставшийся после дюжины предыдущих снегопадов, теперь нужно было подождать: я высматривал в небе новые хлопья, пока не понял, что эти две снежинки и были снегопадом Лорела и Харди.
Я вышел во двор и стал искать. Я преклонялся перед мужеством, с которым эти двое противостояли миру.
Я положу снежинок в морозилку: там им будет удобно, там они найдут внимание, восхищение и одобрение — все то, чего достойна их красота.
Вы никогда не искали снежинки на земле, уже два месяца покрытой снегом?
Я более-менее представлял, куда они упали.
Я искал две снежинки в мире миллиардов. И ведь мог на них наступить — не слишком приятная мысль.
Совсем скоро до меня дошло, насколько безнадежна эта затея. Самый маленький в мире снегопад прошел безвозвратно. Его не отличить ни от чего другого.
Остается только радоваться, что уникальное мужество этого двуснежинкового снегопада как-то живет в мире, где такие вещи никому особенно не нужны…» [1]
1
Из романа Ричарда Бротигана «Экспресс Токио — Монтана».
от кого: twins@yandex.ru [2]
кому: watchmaker@mail.ru [3]
тема: Письма из желтого дома
Привет, дражайшая Курица, пишу тебе, как и было обещано, — сразу, едва успев разложить цветные ноги на панцирной койке. Какое хорошее слово: койка. В больничке небольшая техническая проблема с отдельной палатой, обещанной Шариком, залечь туда пока нельзя. Совсем нельзя. Какие-то трубы вроде бы текут, краны фонтанируют, вскрылись полы или что-то такое. Твой желтолицый друг положен временно в палату общую, вот сейчас малозубый маргинал с соседней койки с подозрительным возбуждением разглядывает мой ноутбук, ниагарой шумит кран в углу, а два пубертата-переростка у замазанного белым окна общаются в стиле: «йоу, йоу, комон! комон!» — даже забавно. Нет, правда — забавно.
2
Twins — близнецы ( англ.).
3
Watchmaker — часовщик ( англ.).
К тому же для решения поставленной задачи, пожалуй, лучше находиться именно здесь: уже на третьей минуте я услышал интересующую меня фамилию, имя, отчество.
Да, совершенно от себя не ожидал, что буду так скучать по Наташе…
Обнимаю. Твой Хорек.
от кого: watchmaker@mail.ru
кому: twins@yandex.ru
тема: Re: Письма из желтого дома
Слышишь, мой желтолицый друг, слово «койка» мне не кажется милым. Лучше давай напиши, чего забыл дома, наверняка ведь забыл, или чего не хватает, книги там, бумаги, вечером притащу, и насчет еды, ок? Что тебе можно, пиши. Какой харч. Шарику, оленю картавому, я уже отзвонил, просто так намекнул, что придется ему, мудаку гнилозубому, лошадь в овраге доедать. Так он обещал завтра до обеда тебя переселить, нечего придумывать насчет общих палат, тебе для начала надо поправить здоровье, а уж потом. Фамилии, имена и отчества и решать поставленные задачи. Не грузись, Хорек, прорвемся.
Боюсь, как бы Наташа по тебе не скучала, а то расхворается тоже. Она у нас девушка нежная. Вот. Пиши.
Небольшая подсказка человеку, прекрасно владеющему русским языком, а английским, быть может, не столь блестяще — так бывает. Обратите внимание на электронные адреса, они так долго и в муках сочинялись неанглоговорящим автором, что просто обидно будет, если не обратите, ну правда же.
Наташа и не думала ни по кому скучать, и совершенно не вследствие эмоциональной неразвитости. Просто, являясь профессиональной красавицей и умницей, она была очень самодостаточна.
В настоящее время она, уютно устроившись на любимом месте, благоприятном со стороны фэн-шуй (о, Наташа знала толк и в этом), равнодушно взирала из окна на дом напротив — близрасположенное, вынужденное соседство. Наташа даже не представляла, что могло бы ее заинтересовать в квадратных мутноватых окнах напротив настолько, чтобы она сочла возможным присмотреться, заострить внимание на происходящем. Нет. Грязно-серые маленькие люди деловито метали свои несовершенные тела из комнаты в комнату, утром в направлении от спальни до кухни, вечером — наоборот, вернувшись со скучных работ во всем немарком, цвета земли.