У костра
Шрифт:
– Наверно, вы отчасти правы.
– Отчасти? Да я тебе ручаюсь!
– Он действительно любил предаваться грезам. Однако винить его в том я не стану. Нельзя развиваться и самосовершенствоваться, не мечтая о чем-либо, не ставя целей в жизни.
– Ты не путай пустые мечты и ясные цели. Разумеется, к чему-то надобно стремиться, да токмо это что-то должно быть приземленным и практически полезным. Я, к примеру, каждый день упражняюсь с мечом, стремясь отточить мастерство, которое обязательно пригодится в сражении. Мне не нужно мечтать о победе над противником, поскольку я тренируюсь, дабы ее гарантировать. Судьбе оказалось угодно сделать из меня рыцаря. Хорошо. Отнюдь не худшая участь – и на том спасибо. И раз уж так вышло, я намерен с глубоким уважением относиться к своему ремеслу и
– О! Получается, вы – фаталист!
– Кто-кто?
– Фаталист – человек, верующий в предопределенность судьбы. То есть вы считаете участь рыцарства для вас единственно возможной и потому смиренно принимаете ее.
– А как же иначе? – всерьез удивился Рыцарь. – Раз уж меня угораздило родиться в семье мелкого дворянина, то кем я еще мог стать? Священником? А на кого тогда хозяйство оставить? Братьями и сестрами родители меня обделили. Есть токмо племянник, да он малой совсем. Вот и приходится служить. Куда деваться-то? Авось за ратные подвиги рано или поздно милостью Его Величества получу во владение новые земли, а то и небольшой замок. Покамест же денег хватает на поддержание родового гнезда в удобоваримом состоянии – уже неплохо.
– А вам нравится то, чем вы занимаетесь?
– Ты про постоянные разъезды и сражения в непрекращающихся войнах? Не скрою, бывает судьба и похуже. Я хотя бы не скучаю, а победа над очередным врагом приносит удовлетворение.
– В таком случае вам повезло. Будучи в силу сложившихся жизненных условий лишенным выбора, вы честно постарались преуспеть в уготованном для вас ремесле и добились определенного успеха, попутно получая удовольствие от того, что делаете. А подобное бы не произошло, кабы у вас отсутствовали соответствующие природные задатки. Иными словами, предназначенная вам судьбой стезя более или менее соотносится с вашими же природными наклонностями.
– Эк ты завернул… Сразу видать – ученый муж. Послушать тебя, я – прям-таки счастливчик, коих мало.
– Несомненно! Вам действительно улыбнулась удача заниматься тем, чем вы умеете и любите заниматься.
– Не уверен насчет «люблю», но… пускай. В целом соглашусь.
– Отлично. А многим людям так не везет. Скажем, откуда нам доподлинно известно, мол, сын купца обязательно будет успешен в торговле, а сын сапожника – в изготовлении обуви? Вдруг в обоих детях с рождения заложены способности к иным занятиям: у одного – к мореплаванию, у другого – к гончарному искусству? А вспомните моего друга Музыканта. Его знакомство с лютней, по сути, явилось результатом маловероятного стечения обстоятельств. У юноши гораздо больше шансов было или стать плотником, как отец, или до конца дней вырезать животных из дерева, пойдя по стопам опекуна. И тем не менее именно в музыке молодой человек обрел себя.
– И много радости ему это принесло?
– Полагаю, больше, нежели принесла бы работа с молотком и гвоздями либо с однотипными резными птицами. Признаться, вообще не представляю, насколько хорошо или плохо мой друг умел обращаться с инструментами, помимо музыкальных. Я к чему веду: в жизни мы безусловно в значительной мере зависим от нашего происхождения, однако оно не определяет нас полностью. Мы не копии своих отцов хотя бы потому, что у нас есть еще и матери. Если мой отец каменщик, то почему я тоже должен стать каменщиком, а не, к примеру, алхимиком?
– А твой отец каменщик?
– Нет. Я просто назвал первую пришедшую на ум профессию.
– Ясно. И с тобой, и с твоей точкой зрения. Ты б ее пореже вслух озвучивал, а то, неровен час, наткнешься на какого-нибудь дуболома, который предъявит тебе обвинение в измене.
– На основании чего, позвольте полюбопытствовать?
– Ну, по твоим словам, сын не обязан перенимать отцовское дело, а может статься, и вовсе к нему не пригоден. Вовремя не остановившись, ты рискуешь в таковых рассуждениях дойти то мысли, якобы и законный королевский наследник необязательно будет лучшим претендентом на престол.
– А-а… – уловив намек, протянул Алхимик. – По счастью, я ничего подобного не сказал.
– Ох, однажды тебя наверняка поймают за язык да отсекут его вместе с твоей же вольнодумной башкой. Мне-то, положим, плевать.
– Вы весьма великодушны, сэр Рыцарь.
– Да брось! Не принимай за великодушие обыкновенное безразличие. Философы-идеалисты типа тебя сродни мухам. Вы, конечно, раздражаете своим жужжанием, но вреда не причиняете практически никакого, ибо никто вас все равно не слушает.
– Э-э… ладно, – не зная, как отреагировать, дипломатично молвил Алхимик.
– Да ты не расстраивайся, – утешил Рыцарь. – Тебя потому пока и не прихлопнули! Ха-ха-ха! Уф… А меж тем наша беседа напомнила мне одну историю. Да-да, свою ты рассказал, теперича моя очередь. Потом, коли не заснем, парнишка нам тоже чего захватывающего поведает: про овец иль коров. Иль про девок на сеновале. Ой, не смущайся ты так, малец! Пошутил я, пошутил. Видел бы ты себя – физиономия красная, аки свекла! Так об чем бишь я? Ах, да. История. Ну-с, приступим…
История о неординарном сыне ординарного конюха, поведанная отважным сэром Рыцарем
Приезжаю я намедни в Город. Он как раз оказался точнехонько на пути к моему имению, куда я нынче направляюсь опосля славной и сокрушительной победы над неприятелем в Юго-Восточных Землях. Ух! И хорошенько же вломили тамошнему Султану! В придачу к кошелю с золотишком я прихватил из удачного военного похода парочку недурственных ковров. Теперича вот везу их домой. Думаю один повесить у себя в опочивальне, а второй расстелить прямиком в холле на першем этаже – пущай гости обзавидуются. Но вернемся к Городу. Люблю в нем останавливаться на денек-другой, побродить по рынку, поглазеть на диковинные товары, привезенные из-за моря, выпить доброго неразбавленного винца в таверне, пообжиматься с красивыми девками в борделе… О черти! Опять мальчишку в краску вгоняю! Ты, паренек, привыкай. Судя по возрасту, тебе пора б уже перестать стесняться и потихоньку начинать открывать новые горизонты, ежели смекаешь, о чем я. К счастью для твоих слабеньких юношеских нервишек, в тот вечер меня на баб не тянуло, а вот побухать в веселой компании настроение вполне располагало. Я частенько так поступаю: наведываясь в питейные заведения, ищу стол, который уже занимают по меньшей мере человека три, подсаживаюсь к ним и в ходе непринужденной беседы за кружечкой вина узнаю последние новости и сплетни. Мудрец скажет: предаваться пьянству вместе с совершенно незнакомыми мужиками – плохая затея. И – разрази меня гром! – будет прав. Посему я давным-давно определил для себя меру, сверх коей крепких напитков не употребляю. Тут есть несколько критериев. Загибаем пальцы. Я должен мочь выговорить правильно и без запинки фразу «вассал моего вассала – не мой вассал» – раз. Должен помнить, где привязал коня – два. Должен суметь молниеносно подняться со скамьи и достать меч из ножен – три. И должен по-прежнему упорно отводить взор от страхолюдных баб – четыре. Нехитрые правила, помогающие, однако, держать себя в рамках дозволенного.
Значится, заваливаюсь я в таверну. Народу полно, музыка играет. Гляжу: у троицы пьянчуг местечко за столом свободно. Спрашиваю, позволено ли уставшему странствующему рыцарю присоединиться к их уютной компашке. Мужики не возражают. Прекрасно. Я присаживаюсь, заказываю вина и мало-помалу включаюсь в беседу с… э-э… имен сих ребят я не то что не помню, скорее, вовсе не собирался выяснять, а ради порядка и стройности повествования нареку каждого из них в соответствии с отличительными внешними признаками, а именно: Гнилозубым, Плешивым и Бородавкой. Начинаем с болтовни о внешней политике. Вы удивитесь, сколь осведомлены о ней заурядные городские пропойцы. Затрагиваем войну с Султанатом. Я хвастаюсь собственными подвигами, благоразумно умолчав о добытых на вражеской земле ценных трофеях – ни к чему здешней шпане знать о моем улове. Шепотки, к слову, быстро разлетаются по свету, и получилось бы печально, дойди хотя б малюсенький намек касательно кошеля с золотом и дорогих коврах до ушей разбойников. Все верно. Не токмо Музыкант слыхивал о бандитах, орудующих в окрестностях. Плешивый вот тоже принимается о них рассуждать: