У края

Зарецкий Анатолий

– Принято, Анатолий Афанасьевич. С завтрашнего дня приступайте к работе, – решительно скомандовал президент.

В тот же день мне предоставили рабочее место в кабинете вице-президента Евдокимовой, выдали единый проездной билет на все виды общественного транспорта Москвы и разрешили бесплатно обедать в столовой фирмы.

– Должность и оклад после моего возвращения. Еду на отдых в Италию, Анатолий Афанасьевич, – огласил президент свои планы на зимние каникулы, – Вы мне дайте, на всякий случай, адресок итальянской фирмы. Может, заеду, посмотрю на ваши «Секторы» и «Векторы», – попросил он.

– Разрешите? – заглянул в кабинет незнакомый молодой человек лет тридцати.

– Заходи, Николай, – любезно разрешил Бедов.

Войдя в помещение, странный молодой человек вдруг бухнулся на колени прямо в узкий промежуток между стеной и стульями и забормотал молитву, усердно крестясь и кланяясь до земли то на образа, то президенту.

– Что за блаженный? – тихо спросил Евдокимову.

– Пан Каташинский, – так же тихо ответила она.

– Учитесь, Анатолий Афанасьевич, вот он, истинно верующий человек, – умильным взором сытого кота посмотрел на меня Бедов, возомнивший себя если ни Богом, то, по крайней мере, святым угодником.

Я не ответил – сцена показалась настолько наигранной и фальшивой, что не было слов для возражений. Учиться фальши?

Наконец пан Каташинский был поднят с колен и представлен в качестве моего помощника.

– Пан Зарецкий, – вырвалось у меня, обескураженного средневековым спектаклем, разыгранным современным притворным холопом перед самозваным барином постсоветского капитализма.

– Вы поляк? – преданным взором взглянул на меня помощник.

– Бывший, как и вы, – ответил ему.

– Почему бывший? – удивленно спросил он.

– Истинный поляк католик, пся крев, – с иезуитской улыбочкой выругался я по-польски.

– Вы говорите по-польски, Анатолий Афанасьевич? – довольно улыбнулся ничего не понявший Бедов, – Тогда вы найдете общий язык, – почему-то решил он, не обратив внимания на выражение испуга, внезапно промелькнувшее на лице псевдополяка.

И лишь Евдокимова сияла, не скрывая восторга. Мы договорились о поездке в Апрелевку, и пан Каташинский, пятясь и кланяясь на все стороны, покинул кабинет начальства.

– Ну и тип, – под шумок поделился с Евдокимовой.

– Таких исусиков у Бедова целый штат. Половина, как и этот, клоуны, а он сдуру им верит, – тихо ответила она.

С утра Каташинский заехал за мной на микроавтобусе «Соболь». Он так опасливо вел машину, даже подумал, что новичок.

– Никак не привыкну, Анатолий Афанасьевич. Все кажется, сижу в своем «Запорожце», – объяснил он свою неуверенность за рулем солидной машины, почти «Газели».

– Да у тебя танк, Николай! Двигай смело. Пусть «Запорожцы» от тебя шарахаются, – подбодрил его.

Не помогло. И два часа пути от дома до Апрелевки показались пыткой.

В Апрелевке нам показали небольшой захламленный цех, который после настоящих заводских цехов показался игрушкой.

Мой эскиз планировки, который набросал на клочке бумаги, понравился главному инженеру, и пока пояснял, что к чему, его помощник принес ксерокопию строительных чертежей и через полчаса у нас уже был полноценный документ.

– Анатолий Афанасьевич, а вы можете набросать эскизики ваших стапелей? Мы их за неделю сделаем, – предложил главный инженер.

И часа за два я спроектировал все рабочие места цеха. Мои эскизы тут же преобразовывались в чертежи, которые хоть сейчас можно было отдавать в работу. Словом, командировка оказалась продуктивной.

– Что ж, пообедаем и в путь, – прорезался, наконец, пан Каташинский, весь день молча наблюдавший за нашей работой.

Мы прошли в небольшую столовую, где, как и во всех помещениях этого странного учреждения, был оборудован целый иконостас.

– Анатолий Афанасьевич, вы погуляйте минут десять, мы хотим помолиться, – неожиданно объявил Каташинский.

– Не понял, Николай. У вас разве секта, куда не допускают православных христиан? – спросил его.

– Нет. Но вы же не верующий. Мы хотели бы помолиться без посторонних, – удивил он странным объяснением.

Да в любую церковь может зайти каждый, и никто слова не скажет – человек пришел в Храм Божий. Зачем, это его дело. Главное, веди себя, как положено. А верующий, или не верующий, как разобрать. Вера она в душе, а не в показной суете следования обрядам. И не всякому дано понять свою, а уж тем более, чужую душу, особенно если она в смятении.

Я не стал дожидаться окончания закрытого молитвенного собрания, вышел с территории, дошел до станции «Апрелевка» и ближайшей электричкой уехал в Москву.

Несколько дней просидел в демонстрационном зале «Новых Окон», изучая потенциальный спрос.

Обычно после того, как менеджер заканчивал разговор с очередным клиентом, показывал тому картинку из строительного журнала и спрашивал, а не хотел бы он заказать подоконник из природного камня вместо пластикового.

– А это намного дороже? – спрашивали почти все, кроме тех, кто не считал денег. Те сразу выражали свое твердое «да».

– Столько же, – отвечал остальным клиентам, хотя и знал, что пластиковый подоконник в «Новых Окнах» почему-то дороже.

– Конечно, хотим! – тут же кидались они к менеджеру, чтобы изменить заказ.

– Извините, – ловил их за руку, – Это только будет, но еще не скоро.

– Когда? – часто спрашивали многие из заказчиков, и, узнав, что всего через полгода, тут же отменяли уже оформленный заказ, решив подождать.

Дня через три менеджеры перестали пускать меня в зал. Я показался им опасным конкурентом.