У меня для тебя только клыки
Шрифт:
– И с тех пор я просто жила.
– И больше не видела своей семьи.
Она покачала головой.
– Уайссы не дураки. Нет, мои родители сказали миру, что я умерла. Что я собственно и сделала.
Он схватил ее лицо, нежно обхватил залитые слезами щеки. Она была похожа на фарфоровую куклу, забытую под дождем, и он понял, что его аналогия был не так уж далека от истины.
Злость еще сильнее захлестнула его.
– Ты не умерла, - сказал он ей уверенно. – Ты не в ответе за то, что случилось с тобой. Ты
Она уставилась на него, ее взгляд блуждал по его лицу. Затем прикоснулась к нему. Ее пальцы погладили его скулы, щеки, губы. Он оставался совершенно спокоен, позволяя трогать себя, как ей хочется.
Ее трясущиеся пальцы остались на его щеке, а она наклонилась вперед, прижимая губы к его, ее губы неуверенно и невероятно мило дрожали.
Он ответил, но не взял поцелуй под контроль, позволяя ей делать то, что ей хотелось. Она прижимала свои нежные губы к его, затем к его щеке. Когда она губами прикусила его скулу и вернулась к губам, его член наглым образом проигнорировал его приказы оставаться спокойным. Он завозился, не желая, чтобы она почувствовала его твердую эрекцию своей попкой.
– Малышка, - пробормотал он. – Может, нам действовать медленнее.
Она подняла голову, встретившись с ним этими невероятными темными глазами.
– Мне нравиться тебя целовать.
Он сглотнул, когда ее руки переместились к нему на грудь, лаская ее сквозь хлопок рубашки.
– Мина, мне тоже нравиться целовать тебя, но ты расстроена и не мыслишь трезво. Я не уверен, что ты решилась бы на это при нормальных обстоятельствах.
Она кивнула, прикусывая красноватую нижнюю губу.
Господи, даже это его заводило.
– Я собираюсь признаться кое в чем, - сказала она. – И это даже тяжелее, чем рассказывать о прошлом.
– Ладно, - он не мог представить ничего более тяжелого, чем эта история. Ему было тяжело слушать, и он мог лишь представить, как тяжело ей было об этом рассказывать. И пережить это.
– Я… я правда хочу тебя, - она скорчила забавную рожицу, будто правда об этом сожалела. – Правда. Больше, чем что-либо.
Зачем ей за это извиняться? Он ее тоже хотел, больше, чем на его памяти кого или что-либо еще. А затем он понял ее дилемму.
– Но ты не хочешь вампира?
Она уставилась на него.
– Себастьян…
Он кивнул, когда его озарило. Она собиралась сказать ему, что он последний вампир, которого она может захотеть. Сообщество убедило ее, что он чистое зло. Последний человек или бессмертный, который был бы для нее привлекателен. Вампир, вроде того, что уничтожил ее мир и оставил ее гнить.
Но, черт, ее к нему влекло. И он не был тем вампиром.
– Мина, ты не можешь позволить чертову чокнутому Сообществу диктовать тебе…
Она прижала пальцы к его губам, чтобы он замолчал. Но он не собирался молчать об этом. Не о такой важной вещи, как то,
– Мина, - он схватил ее пальцы, убирая с губ. – Я знаю, я упоминал это раньше, но ты веришь в организацию, названную в честь непрошенных писем.
– Шшш, - настаивала она, снова закрывая пальцами его рот, затем улыбнулась. Почему она улыбалась?
– Себастьян, дай мне это сказать. Пожалуйста. Потому что я собираюсь сказать это лишь один раз.
Он кивнул, ее пальцы все еще прижимались к его губам.
– Не знаю, какое значение имеют непрошенные письма, но я правда думаю, что ты возможно прав насчет Сообщества, - она послала ему взгляд, предупреждающий, что ее лучше не прерывать. – И я не считаю, что ты третий самый опасный вампир в Нью-Йорке. Я вообще тебя не читаю опасным.
После этого он не мог не прикусить ее пальцы, затем сказал:
– Ну, ладно, я опасен. Но не так, как считает СПАМ.
Он ожидал, что она хотя бы улыбнется, но вместо этого она серьезно посмотрела на него, и мгновение, он заволновался, что это шутливое заявление напугало ее, хотя он и не чувствовал страха.
– Себастьян, я хочу тебя, - сказала она мягко. – И ты знаешь, что это так. Но…
Он не хотел никаких но. Он хотел ее, а она его. Все очень просто. И правильно. Он чувствовал это.
Он взял ее за лицо и притянул к себе, нежно и убеждающе целуя. Она застонала и склонила голову, чтобы он мог сделать поцелуй глубже. Ее руки прикасались к его лицу, волосам, плечам, отчаянно и с жаждой. Он едва не вспыхнул и быстро потерял контроль, как это всегда было, когда он прикасался к ней.
Не прерывая поцелуй, он встал, и легко поднял ее. От этого неожиданного движения она издала тихий звук и обхватила его шею руками.
– К… куда мы идем?
– Я не собираюсь любить тебя на полу. По крайней мере в первый раз.
Его слова ошеломили и его самого. Он будет ее первым? От этой идеи по венам пробежалось сильное собственническое чувство удовлетворения.
Она посмотрела на него огромными, встревоженными глазами.
– В первый раз, так? – спросил он.
Ее кивок был почти незаметен, но он был. Его снова накрыла волна удовлетворения, с небольшой примесью опасения. Он должен быть чертовски хорош, ради нее. Она ждала больше ста лет. Это давило.
Он посмотрел вниз на ее лицо. На ее бледные, прекрасные черты, синие глаза, в которых он хотел утонуть, рубиновые губы, которые хотел целовать всю ночь.
Он был готов принять вызов.
Он вошел в свою спальню, ногой открыв дверь. Вместо того, чтобы положить ее на матрас, он нежно опустил ее, пока ее ноги не коснулись густого серого ковра.
Себастьян приподнял ее лицо. Он потянулся и поцеловал ее, пробуя на вкус эти красные губы. Не торопливо, не настаивая, просто нежно лаская. Так возбуждающе. Так захватывающе.