У меня к вам несколько вопросов
Шрифт:
Я ужасно надеялась, что кто-нибудь еще, помимо меня, упомянул о наркотиках в связи с Талией, хотя бы что она покуривала иногда. Мне было нужно знать, что не я одна подала эту идею. Но беглый просмотр ничего похожего не дал.
Мне придется как следует вчитаться потом, на ясную голову, по порядку. Или пусть лучше читают Бритт с Ольхой. Я переслала им ссылку.
Где-то в темноте кто-то из моих учеников воскликнул: «Так он ее брат? Он слишком к ней неравнодушен». Кто-то зашикал на него.
Я заказала пиццу, и ближе к концу версии 1932 года мне пришлось выйти на улицу и ждать доставки. Я переминалась с ноги на ногу на холоде,
И далее: «Эй, Боди, было так приятно услышать твое имя от Лолы. Поверить не могу, сколько времени прошло! У меня несколько моментов насчет разговора с этими школьниками. Мы сможем поболтать как-нибудь завтра?»
У меня внезапно возникло ощущение, что за мной наблюдают, как я стою тут, на холоде. Я почувствовала, что должна придать лицу невозмутимое выражение, пригладить пальто на животе, расправить плечи. И подумала, что надо бы напечатать ответ, но было слишком холодно, чтобы снимать перчатки, и, наверно, лучше просто позвонить завтра. Плюс пицца уже подъезжала.
Я идеально рассчитала время: как только я вернулась в театр, Тони умер в канаве, а вывеска позади него объявила, что весь мир — его.
49
К двум часам ночи я просмотрела все документы, присланные Ванессой, и прочла все, которые смогла понять. Я просмотрела и свои слова, занимавшие всего две страницы. История с мусорным контейнером была единственной примечательной вещью, которую я им рассказала. Я рассказывала о спектакле, но меня так и не спросили, во сколько он закончился.
На тех первых допросах я действительно одна упоминала наркотики. Мне было ужасно не по себе: кто мог знать, к чему приведет мое стремление помочь следствию. Следователи спрашивали друзей Талии, принимала ли она наркотики, злоупотребляла ли алкоголем, проявляла ли суицидальные наклонности, и все отвечали отрицательно. Но ко второму раунду, когда вопросы все больше сосредотачивались на Омаре, когда спрашивали что-то вроде: «Если бы Талия захотела купить наркотики в кампусе, как вы думаете, к кому бы она пошла?», все, похоже, прониклись этой идеей. Никто не мог утверждать, что Талия не покупала наркотики, но все как будто знали, что Омар их продавал. Тот самый парень, которого они называли с самого начала. Пуджа, Рэйчел и Бет; Робби, Дориан, Майк и Марко Вашингтон — все они показывали на него.
Вполне возможно, что Омар действительно хвостом ходил за Талией, что он «ставил ее в неловкое положение», как сказал Робби, «вынюхивал ее», как сказал Марко, или «вроде как преследовал», как сказала Рэйчел, или что шутил насчет того, чтобы привязать Талию к силовой скамье, о чем упоминали и Дориан, и Майк, и их друг по лыжам Кирцман.
Но возможно и то, что ее друзья за несколько дней до допросов связали свои воспоминания, пусть даже подсознательно, с человеком, который не был частью их группы, не был ни учителем, ни учеником — с кем-то, кто казался настолько не своим, что мог совершить поступок, который невозможно было приписать одному из нас. Как с незапамятных времен подсказывала людям интуиция, нужно было свалить вину за беду на кого-то извне, чтобы он подальше унес ее с собой. И было логично, что даже Марко, чернокожий ученик Грэнби, метивший в Бэбсон-колледж, видел в Омаре принципиального чужака.
К трем ночи, не в силах сомкнуть глаз, я просматривала
К четырем ночи я вернулась на канал Дэйна Рубры на «Ютьюбе».
«Давайте обратимся на минуту, — говорит Дэйн в одном из ранних видео, — к убийству Барбары Крокер в тысяча девятьсот семьдесят пятом году».
«Барбара Крокер — молодая, прекрасная учительница испанского в Грэнби. Она из Квебека, живет вне кампуса, в городке Керн. В конце апреля семьдесят пятого она пропадает, а тринадцатого мая в лесу на границе кампуса Грэнби находят ее разлагающееся тело. Кто садится в тюрьму? Ее приятель. Ага, окей. Обычно это дело рук приятеля. Я смотрю на тебя, Роберто А. Серено младший. Обычно это приятель».
Дэйн исчезает, вместо него появляется то самое зернистое фото Барбары Крокер, которое было в «Страже», когда я училась на старшем курсе и Рэйчел Мартин написала статью в духе «а вы знали, что произошло здесь двадцать лет назад». У Барбары длинные темные волосы, разделенные пробором посередине, и откровенно дурацкие очки. Всем своим видом она настолько привязана к 1975-му, что невозможно представить, чтобы она пережила то время.
Дэйн возвращается, чтобы рассказать нам, что улики против приятеля Барбары, Ари Хатсона, были в основном косвенными, но зато в избыточном количестве: он не только оплатил ее телефонный счет в конце месяца, но и подписал поздравительную открытку ее племяннику, подделав ее подпись. Соседи видели, как он приходил и уходил от нее в те дни, когда она уже была мертва, в те дни, когда он должен был бы заявить о ее пропаже. Он был единственным, кто мог отбелить ковер Барбары, вымыть орудие убийства и вернуть его на подставку для ножей.
Вот занятный факт, который Дэйн Рубра не учитывает: это не всегда приятель жертвы. Реальная статистика, если вам интересно, гласит, что во всем мире 38,6 процента женщин, умерших насильственной смертью, убиты своими интимными партнерами. В отдельных странах этот показатель намного выше.
Но если речь идет о молодой женщине, которая не занималась ничем незаконным, не жила на улице, не занималась сексом за деньги, была социально устроена, не была жертвой ограбления возле ночного клуба во время отпуска и имела серьезные отношения, возможно даже с двумя партнерами, тогда, разумеется, это сделал один из тех, с кем она спала. Что объясняет, почему полиции было так важно знать, с кем же она спала.
Но ни в одном из допросов полиции штата никто не высказывает предположения, что это могли быть вы. Вас упоминают как одного из двух взрослых, видевших ее последними, как учителя, хорошо знавшего ее. Полиция настолько мало вами интересовалась, что все время называла вас «Блок».
Далее следовал ваш допрос, длившийся целых семь минут. Вы говорили самые банальные, самые расплывчатые вещи из всех возможных. Вас спросили, где вы были той ночью, но лишь для формальности, и потом у вас ведь было алиби: вы привели помещение в порядок, поговорили со мной (из ваших уст даже прозвучало мое имя) и направились прямиком домой, к жене и детям. Дознавателей больше интересовало, не ухудшалась ли успеваемость Талии, не казалась ли она расстроенной. Четыре раза вы произнесли: «Она была потрясающей девочкой».